Фердинанд Врангель. След на земле

Когда наступила очередь напутствовать морских офицеров, для них тоже нашлись у Сперанского добрые и проникновенные слова. Он говорил о том, что человеку свойственно на пути познания мира проникать все далее и далее в глубины пространства и тайны природы, и воистину счастливы должны быть люди, чье дерзкое стремление к новым открытиям встречает могучую и всестороннюю поддержку со стороны государства Российского.

— Верю, — одарив отеческим взглядом внимательно слушавших его офицеров, сказал Сперанский, — что ваше отважное покушение на холодные и малоисследованные области Ледовитого моря послужит приращению научных знаний и, может быть, расширению северных границ России, как плавание Беринга и Чирикова раздвинуло границы отечества до американских берегов.

В ответной речи архимандрит Петр выразил благодарность Сперанскому за участие и деятельную помощь во всех суетных мелочах, касающихся отправления миссии в Пекин. Разговор перекинулся на уже поджидающих путников в Бортойской степи многочисленных лошадей и верблюдов, готовых провести караван через просторы Гоби, и было выражено опасение, как бы не случилось задержки с прибытием в пограничную Кяхту назначенных для сопровождения китайских приставов, а то пока суд да дело и зима на носу, а в зимнюю пору в Гобийских степях, кроме подножного, другого корма для вьючных животных не сыскать.

Врангель же, слушая эти речи, думал о том, как устроятся их собственные транспортные проблемы, смогут ли они в местах постоянного базирования найти достаточное количество собак и нарт, потребных для успеха исследований.

Глава вторая

В селении Качуг на Лене путники с лошадей пересели на плоскодонный паузок, приспособленный для плаванья по мелководью. Каюты убогие, отдающие сыростью, но что есть то есть, пора отвыкать от комфорта. И вот какой уже день еще неширокая здесь река, приняв судно в свой поток, несет его вниз по течению.

На плесах, где стремление воды замедляется, дружно берутся за весла гребцы. Их около дюжины, народ пестрый, разноязыкий: ссыльный татарин, черноусый, мрачно глядящий уроженец Кавказа — неведомо, что занесло его в сибирскую глушь, и, пожалуй, самый колоритный из всей команды — отставной, лет сорока пяти, солдат в изрядно потрепанной шинели, с медалью за войну 1812 года. Он бородат, весел, с дерзким вызовом в глазах. Чего ж не радоваться жизни! Отслужив положенные двадцать пять годков, приняв своей горемычной спиной сотни палочных ударов, уцелев в боях, прошагав в военные годы через всю Европу туда и обратно, он следует теперь в родной Киренск, домой, а до него по Лене-реке уж рукой подать. Потому и весел!

Река тянется меж гористых, поросших хвойным лесом берегов. После затишья вдруг задул попутный ветер, на судне подняли парус, гребцы с облегчением отложили весла и, покуривая самокрутки, разговорились. Голубая медаль на груди солдата вызвала любопытство.

— За дело дали аль в кабаке купил? — поинтересовался татарин.

— Поди купи такую в кабаке! — с вызовом ответил солдат. — За ратную службу выдана, как положено.

— С французами воевал? — встрял в беседу курносый, со следами оспы на лице малороссиянин.

— А с кем еще! До самого Парижа их гнали. А Париж город большой, шумный, там всякий народ живет, даже немцы есть, не пашут, не орают, богато проживают.

— А ты туда все песком и песком шел? — не отставал татарин.

— А как еще, конечно, пешком! — осклабился солдат. — Кто ж мне карету подаст? Лоб пулям открыт, в спину унтер, чтоб не мешкал, подгоняет. А ныне и не иду — на крыльях домой лечу. Вот отпустили тебя на волю — небось, и в дикой тайге дорогу найдешь.

— Он «песком» не пойдет — кобылу украдет, — пародируя выговор татарина, подмигнул другим мужик, отмеченный оспой.

— Ну ты на меня не больно-то! — обиделся татарин.

Стоявшие на палубе Анжу и Врангель с улыбками слушали разговор. Настроение у обоих было под стать погоде — ясное и безмятежное. Совместный путь друзей лежал до Якутска. Там дороги разделятся: Анжу намеревался со своими спутниками плыть далее по реке до выхода ее в Ледовитое море, чтоб оттуда пройти на оленях к устью Яны. Врангелю предстоял конный путь на восток, в Нижнеколымск, через горы и реки.

Балагурство отдыхавших гребцов, должно быть, отвлекло от своих обязанностей и лоцмана: уверенно шедшее вперед судно вдруг наскочило на мель. Недовольно замычала привязанная на корме корова семьи переселенцев, следующих в низовья реки. Лоцман и гребцы засуетились. Кто-то крикнул:

— Плеуху тащи!

Несколько человек спустили с носа судна широкую доску и установили ее поперек течения. Вскоре искусственная плотина напором воды приподняла паузок, и, подталкиваемый дружными взмахами вернувшихся к работе гребцов, он вновь заскользил по реке.

В ночной тиши с окрестных скал мрачно ухает, пророча беду, филин. Селения по берегам, в основном почтовые станции, редки, да и там трудно купить в эту пору свежее мясо: жители сетуют, что и самим-то есть нечего.