Среди островитян особенно выделялся рослый, лет двадцати пяти, мужчина с сильным мускулистым телом, с головы до ног покрытым затейливой татуировкой. Используя спущенный с борта канат, с помощью которого моряки осуществляли обмен товарами, представлявшими интерес для обеих сторон, он поднялся на палубу и, тыкая в грудь пальцем, назвал себя Гута. Нукагивец сунул Матюшкину, приняв его за старшего, лист бумаги, испещренный непонятными письменами, из коей Врангель уяснил лишь то, что этот Гута встречался с заходившими на остров иноземными моряками, доказательством чего и служит предъявленная им бумага.
Бойкий туземец, объясняясь пальцами, выразил желание остаться на судне, чтобы помогать матросам и служить проводником во время походов на берег. Его круглое лицо так и сияло радушием и готовностью быть полезным иноземцам. И все же Врангель колебался.
— Чего ты боишься, Фердинанд? — постарался убедить его Матюшкин. — Разве не видишь, что он из того же племени тихоокеанских канаков, каких мы встречали во время похода на «Камчатке» на Сандвичевых островах? А канаки по самой своей природе не способны причинять зло.
После полудня Врангель, оставив старшим на судне лейтенанта Лаврова, в сопровождении Матюшкина и Дейбнера отправился на берег. Взятый проводником Гута вывел шлюпку к устью широкого ручья. Бурун не был сильным, и осмотр берега показал, что это место вполне подходит для забора пресной воды и заготовки дров.
— Право странно, Фердинанд, — задумчиво оборонил Матюшкин, пока в сопровождении Гуты и трех вооруженных матросов они с Врангелем исследовали примыкающий к ручью берег, — такое славное местечко, и никого из жителей не видать.
— Гута, — повернулся он к островитянину, — где селение?
Федору потребовалась изобретательная игра знаками, чтобы донести до нукагивца смысл вопроса. Непроницаемое лицо островитянина тут же изобразило широкую улыбку, и, что-то тараторя на своем языке, он дал понять с помощью знаков, что дальше в лесу есть несколько хижин, а основное селение — в долине, за холмами.
Ночь прошла спокойно, а утром на берег под командой Матюшкина был послан баркас с десятью вооруженными матросами для заготовки дров. Тщательный осмотр обшивки корабля подтвердил опасения Врангеля: от испытанной в тропиках жары смола вытекла и пенька едва держалась в пазах, что и стало причиной течи судна. По распоряжению капитана плотники тут же начали ремонт корабля. Чинить пришлось и поврежденные помпы.
К обеду вернулась с берега команда Матюшкина.
— Все прекрасно, Фердинанд, — сообщил Федор. — Гута привел своих сородичей во главе со старшиной, его зовут Магедедо, и они помогли нам нарубить дрова и поднести их к шлюпке. Они только с виду свирепые, а на деле-то милейшие люди. Я расплатился с ними гвоздями, и они были счастливы. Просили позволения навестить корабль.
Вскоре почтенного вида вождь Магедедо с более молодым спутником по имени Отомаго, оказавшимся сыном верховного жреца, подплыв на пирогах, поднялись на борт «Кроткого». Желая развить и укрепить добрые отношения, Врангель предложил гостям подарки — топоры, бисер, куски материи и постарался объяснить, что такими же подарками он готов платить островитянам за поставки на корабль продуктов питания.
Туземцы охотно приняли топоры и даже азартно помахали ими в воздухе, будто собираясь рубиться с противником. Остальные же дары, к удивлению русских моряков, не вызвали у них ни малейшего интереса. Через сопровождавшего его сородича, немного говорившего по-английски, вождь Магедедо твердил, что тряпки им не нужны, а нужны ружья и порох. Но оружие и боеприпасы Врангель, следуя полученным в Петербурге инструкциям, обменивать на что-либо или дарить туземцам отнюдь не собирался.
Гости, встретив отказ уважить их просьбу, надулись. Дабы не оставлять у них невыгодное впечатление о посещении корабля, Врангель велел позвать двух моряков-балалаечников и повеселить общество своей игрой. Обида тут же была забыта. Отомаго и Магедедо покачали от восхищения плечами и даже попробовали сплясать на палубе. А после обеда, устроенного в их честь в кают-компании, с умеренным, как положено, дегустированием спиртных напитков, дружеские чувства островитян по отношению к русским офицерам вознеслись на такую высоту, что вождь Магедедо и сын жреца никак уже не хотели покидать корабль без того, чтобы кто-либо из хозяев, желательно, разумеется, командир, не сопроводил их до селения.
Врангель и Матюшкин отправились на берег в двух гребных лодках в сопровождении пяти вооруженных, как и офицеры, матросов.