Фердинанд Врангель. След на земле

— Нет, тела не вернут, как и черепа: это военный трофей.

— Тогда и вам придется остаться с нами, — заключил беседу Врангель.

Однако утром обнаружилось, что Кеотете сумел тайно бежать с корабля. Как удалось ему освободить руки и ноги от крепких пут — осталось нераскрытой тайной. Некоторые матросы «Кроткого» поговаривали, что Кеотете помогли в этом его чудодейственные способности: недаром же соплеменники считали его колдуном.

Глава третья

Через пять месяцев после ухода со злополучного острова Нукагива бриг «Кроткий», зайдя по пути на Камчатку, наконец достиг столицы Русской Америки Ново-Архангельска.

В Петропавловске Врангель сдал порученный ему груз, но более недели откладывал отплытие в ожидании писем от друзей и родственников. Дошедшие до порта известия из Петербурга вызывали тревогу и множество вопросов. Кончина Александра I и вступление на престол Николая I сопровождались, по слухам, невиданной смутой — восстанием на Сенатской площади нескольких полков, отказавшихся принять присягу на верность новому императору. Говорили о массовых арестах бунтовщиков, среди которых было вроде и немало флотских офицеров. Не пострадал ли кто-либо из общих знакомых? Это мог бы прояснить Федор Литке. Но, увы, пришлось уйти из Петропавловска, так и не дождавшись почты.

21 сентября, руководствуясь указаниями прибывшего из селения лоцмана, Врангель ввел «Кроткий» в Ситхинский залив и поставил корабль на якоря.

Впервые пришедшие к этим далеким российским владениям матросы и офицеры брига с любопытством озирали высокие окрестные горы, лесистые островки, разбросанные по глади залива, селение с возвышавшимся над ним домом главного правителя, прочный палисад со сторожевыми башнями, из которых выглядывали жерла орудий.

Лишь трое из экипажа «Кроткого», Врангель, Матюшкин и штурман Козьмин, уже приходили сюда ранее на борту шлюпа «Камчатка», и каждый из них по-своему переживал новое свидание с американской землей. Врангелю вспомнилась встреча с легендарным Барановым[25], правившим здесь почти три десятка лет. Как радовался Александр Андреевич, узнав, что на «Камчатке» прибыло молодое пополнение для службы в Русской Америке: лейтенант Деливрон и вольные штурманы Шмидт и Этолин. Однажды Баранов пригласил молодежь шлюпа к себе в «замок», как называли в селении дом главного правителя. Хваля выбор места службы волонтеров компании, уже съехавших на берег и обживающих предоставленные им квартиры, Баранов, лукаво глядя на гостей: Врангеля, Литке, Матюшкина и Козьмина, — с задором говорил: «А вы тоже подумайте, чтоб годика через два-три сюда вернуться. Работы здесь молодым морякам — непочатый край. Мы лишь с одного краешку Аляску пока изучили. А ее надо бы кругом обойти и описать, как положено, в дальние реки проникнуть, что текут из глубин материка. Сердцем чую, что многими сокровищами эта земля богата, да чтоб добраться до них, силенок пока нет».

Штурман Адольф Этолин, которого вспомнил, глядя на селение Врангель, был легок на помине и первым, приплыв на шлюпке, приветствовал гостей. Высокий, голубоглазый, шведский финн по происхождению, Этолин за эти годы почти не изменился. Он радостно обнял бывших спутников по плаванию на «Камчатке» и сообщил, что лишь ненамного опередил их: этим утром прибыл из Охотска на компанейском бриге «Чичагов». А ушел отсюда в прошлом году на фрегате «Крейсер» под командой Михаила Лазарева. Маленько погостил в родных краях — и тут же назад, сухопутным путем через Сибирь, до Охотска.

— Аляску, поди, вдоль и поперек уже исходил? — радуясь свиданию с Этолиным, весело спросил Врангель.

— Да уж кое-где побывал, — скромно заметил штурман и рассказал, что несколько лет назад, при главном правителе Муравьеве, был в экспедиции по исследованию берегов Аляски со стороны Берингова пролива. Ходили на пару с мичманом Хромченко, тот — на бриге «Головнин», а сам Этолин — на куттере «Баранов». Кое-что удалось сделать: открыли новые бухты, проливы, описали залив Кускоквим и устье реки Нушагак. Во все эти годы неоднократно совершал плавания по компанейским делам и в Калифорнию, и к Сандвичевым островам.

Врангелю тоже пришлось в ответ дать краткий отчет о последних его странствиях.

Прежде чем съехать на берег и представиться главному правителю капитан-лейтенанту Чистякову, Врангель с нетерпением прочитал привезенные Этолиным письма. Дурное предчувствие его не обмануло. Касаясь происшедшего в Петербурге на Сенатской площади, Литке назвал все случившееся, включая развитие событий после подавления восстания, одной из мрачнейших эпох русской истории. Упомянул он и имена некоторых заговорщиков, находившихся под следствием: «Не обольется ли твое сердце, любезный Фердинанд, прочтя имя Бестужева, этого единственного человека, красы флота, гордости и надежды своего семейства, идола общества, моего 15-летнего друга? Прочтя имена 3-х его братьев, прочтя имя Корниловича, анахорета, жившего только для наук?»