Ферма кентавров

Только что мимо нашего денника Аня провела Виннифред, Димка — Рубина. Баянист, судя по стуку копыт и ржанию, тоже был уже на свободе, ну и мой золотой жеребец, естественно решил: «Хоть я и рыжей масти, но что я, рыжий — взаперти торчать?!»

Я сходила в амуничник за недоуздком. Вчера мы, шагом и галопом, прошли, наверное, километров сорок. После такой нагрузки надо было дать Борьке отдых, но это же не значит — оставить его стоять без движения…

Когда мы вышли в коридор, Боргез пару раз вскинул головой, дёргая мою руку. Я не призывала его к порядку, только покрепче ухватила щёчный ремень недоуздка и тогда мы устроили «Большой парадный вылет» — с наглым заливистым ржанием, прыжками на месте и в стороны, «свечками», во время которых я повисала в возухе и возле моей головы мелькали тонкие сильные ноги, аккуратные копыта… Вся округа должна была знать, что выходит на свет божий чистокр-р-ровный жеребец! А кобылы в конюшне — понять, кто тут самый-самый-самый…

* * *

Тётя Оля нашла нас на выпасе у леса.

— Здравствуй, Света.

— Здравствуйте…

Боргез подошёл понюхаться и фыркнул: от тёти Оли непривычно пахло сладкими духами.

— Света… Я должна сказать тебе. Остальным ребятам я уже говорила… — Она прерывисто вздохнула и я внутренне съёжилась. — Конечно, в это трудно поверить, мы столько лет с ним жили вместе… Света, я ничего не знала. Поверь, я как и вы, думала, что просто он с помощью телепатии нашёл в детских домах способных девочек и мальчиков…

Я страшно хотела провалиться сквозь землю — тётя Оля передо мной оправдывалась, говорила таким жалким, заискивающим голосом и мне было до бешеных чертей неловко…

— Света, я не могу не приветствовать ваше желание найти родителей. Но, может быть, вы останетесь здесь, в домашних условиях, пока мы разыщем их?

Она сама должна была понимать, что это совершенно невозможно! Гнусненький голосок шепнул мне на ухо: «А может, она старается, чтобы работники с фермы не уплывали? Когда ещё родители найдутся, тем более, что можно пообещать и не искать, а тем временем двух-трёх лошадок ты успеешь подготовить…» Я мотнула головой, чтобы прогнать непрошенного советчика, ну а тётя Оля решила, что я говорю «нет» и продолжила:

— Ну хорошо… Я только что вернулась из Симферополя, разговаривала там с Виталием Алёхиным… А ещё раньше я говорила с… Владимиром Борисовичем и Константином. Мы пришли к такому соглашению: вы уходите со своими лошадьми, вам дают денег на дорогу и сообщают фамилии родителей. Никому никогда и нигде вы не рассказываете о… о похищении. Говорите, ваш тренер долго искал ваших родных, и нашёл, и дал вам их имена… Алёхин по пути гастролей будет проезжать как раз через те города, где жили ваши родители раньше. Он вам и лошадям предоставляет место в одном из своих фургонов, а вы будете участвовать в представлениях — сколько сможете… Сейчас я буду звонить, договариваться завтра на утро насчёт коневозки… Устраивает?

Гнусный голосок напевал мне: «Смотри-смотри, как она боится, что и её и муженька в тюрягу посадят… Условия ставит, на брехню подбивает…» Заставить этот голосок замолчать я никак не могла, и от того, что говорил он, паршиво-препаршиво было на душе.

Я спросила:

— А как… маму зовут? Как её фамилия?

Спросила и тут же испугалась, что тётя Оля мне не скажет, поставит какое-нибудь условие…

— Сарапченко… Виктория.

Вот уж не ожидала! Искала бы я по всей стране Измайленко!

Тётя Оля прибавила:

— Они с твоим отцом жили в Днепропетровске.

Дне-про-пет-ровск! Это же совсем близко! Жили — и не знали, что я рядом… И я не знала…

— А у Маши?

— Это я скажу только Маше. Если она захочет узнать. До сих пор не спрашивала.

— А у Димки?

— И этого я тебе не скажу. Скажу только, что с ним дело лучше всего обстоит. Прошло не так много времени с тех пор, как они… расстались. Я уже написала им письмо…

— Насчёт лошадей — это только нас с Веркой касается? Или Димке тоже отдадут Рубина?

— Лошади… — сказала тётя Оля задумчиво и тихо, потом внезапно странная нотка прорезалась в ёе голосе: — Ах ло-ошади! Вечно лошади… Ох. — она замолчала вдруг, словно захлебнувшись и потом сухо добавила: — Отдадут.

Я отвернулась от неё, у меня в душе всё пело: «Днепро-Днеп-ро-Днепро-пет-ровск!», я даже тихонько вслух сказала это слово и ещё попробовала: «Светлана… Света Сарапченко». Звучало здорово, но страшно непривычно.

И когда я уже забыла совсем о том, что мы с Боргезом не одни, то услышала за спиной удаляющиеся шаги. Посмотрела: тётя Оля шла к дому тяжёлой, усталой походкой, ужасно непривычно было видеть её в платье, а не в джинсах и свитере, высокие каблуки туфель глубоко проваливались в сырую землю… Я чувствовала себя так, словно сижу в вагоне уходящей электрички. Только до отъезда нужно было ещё сделать много дел.

* * *