Фермер

Не так, как думалось, складывается и в собственной семье. Семь лет, прожи­тые под одной крышей и под одним одеялом с чужой в общем-то женщиной, без следа развеяли розовый туман влюбленности и окончательно убедили, что она так и останется чужой до конца дней. Жестокий Амур болезненно тащит стрелу из сердца зрелого мужчины, некогда так сладко вонзенную в сердце юноши.

Работа, которой ты посвящаешь основные силы и лучшие годы, также не от­вечает взаимностью. Инициатива рубится на корню, уродуется или присваива­ется вышестоящими, которым наплевать, по большому счету, на всё, кроме соб­ственной должности. Оплата труда совершенно не связана ни с результатом, ни с затратами - она представляет форму пособия, размер которого не позволяет ни нормально жить, ни взбунтоваться.

Что еще? Пожалуй, можно вспомнить пару-тройку друзей, которые встречают­ся с тобой, когда им тоскливо или весело, и со вкусом оформленное частное кафе «Кокос» Коваленко Кости, бывшего одноклассника. В «Кокосе» не запрещают приносить и распивать то, чего нет в ассортименте. Впрочем, посетители (в том числе и ты с друзьями) умудряются низвести кафе до помоечно-забегаловочного уровня, что и узаконили прыткие тинейджеры выразительным зеленым граффити на нежно-белой пластиковой облицовке: <^девь видят аікашы». А что делать, если кафе находится по дороге оттуда, где тебя не ценят, туда, где тебя не любят?

Пожалуй, можно добавить, что прописка в задрипанном районном центре стальными цепями приковывает тебя ко всему вышеописанному.

Хочется разорвать оковы обыденности и попытаться начать всё сначала. Но сдерживает уже появившийся в жизненном кредо консерватизм. И ты в очеред­ной раз покорно соглашаешься и робко оправдываешься в ответ на телефонные наказы-упреки: «Да, я знаю, что вы ждете внуков, но не всегда получается, как хочешь. Нет, ну какая пьянка? - просто посидел с друзьями.» Как всегда, ста­новишься к мойке и перемываешь груду посуды, потому что у твоей благоверной по отношению к домашним работам две постоянных бесспорных отговорки: или творческий взлет, или депрессия. Литинститут, он, знаете, мозги и психику кор­ректирует весьма своеобразно. Будь она в своей среде - проявилась бы. Отбро­шенная распределением и институтом прописки в районную газету - дурит и чах­нет. Снова, старательно кивая, выслушиваешь абсолютно неаргументированный и амбициозный разнос шефа, который панически боится, что ты его подсидишь. И, наконец, опять заходишь к друзьям в распивочную-кафе. И все это тянется, как тоскливый мелкий дождь, который промочит до нитки, даже если надеть высокие сапоги и раскрыть над головой зонт. Ибо он бесконечен.

Не сомневаюсь, что любому мыслящему человеку, способному взглянуть на жизнь со стороны, все это в той или иной степени знакомо.

Но вот парадокс: когда судьба, идя навстречу невнятным стенаниям души, без предупреждения и в короткий срок избавляет от рутины, приходит ощущение, что вся предыдущая жизнь была идиллией. Ты получаешь сильнейший удар, за которым наступает глубокий нокаут, когда не слышно даже счета рефери. Тебя уносят с ринга, и, придя в сознание, вдруг понимаешь, что все проиграно вчистую, а еще раз выйти на схватку нету сил. До тебя начинает доходить, что человеческое бытие как раз и держится на этих простых понятиях: семья, дом, работа. Грозовы­ми тучами идут мрачные мысли, - и только инстинктивная боязнь вечного мрака удерживает от того, чтобы поставить на себе крест.

Особенно удручает то, что, когда ты слаб, от тебя отворачиваются все, кто тебя знал. Нет, с тобой разговаривают и даже внешне жалеют, но аллергично-плесенное амбре брезгливости напрочь перебивает бальзамный аромат сочувствия. Клеймо неудачника отталкивает людей, они боятся заразиться невезением и неуверен­ностью, которые ты излучаешь. Формальные подбадривания воспринимаются как мыльные пузыри, удел которых или лопнуть, или улететь вверх - и в конце концов тоже лопнуть. Расплывчатые обещания после обработки подсознанием принимают отчетливую форму кукиша. «Дельные» советы при скептическом рас­смотрении оказываются бредом, который можно породить и воспринять только в состоянии алкогольной эйфории, в лучшем случае - советами Кошки и Курицы Гадкому Утенку. Ну не могу я мурлыкать и нести яйца!

И когда ты, ранее достаточно известный и уважаемый в городе человек, по направлению центра занятости в порядке отработки пособия отправляешься с ме­телкой на «благоустройство» улиц или с ведерком - на сбор картофеля в сельхоз­кооператив, твой социальный статус неизбежно падает до уровня заключенного- суточника или же бывшего тихого двоечника-дебила. Я уж не говорю о фразах, доносящихся вскользь: «Это же доктор из нашей поликлиники! Выгнали - значит, взятки брал! Или за политику.»

А личные ощущения - постоянное ожидание запрограммированного неуспеха. Как после первой неудачной любви: настройка пропадает по мере приближения к объекту. В общем, кто был в шкуре безработного, тот меня понимает.