— Тоже потом расскажу. Веди детей в дом. Настрадались они.
Олеся засуетилась и повела детей через двор. Я открыл ворота, загнал машину во двор и остановил её возле сарая. Завтра надо будет заправиться опять под пробку. А бочка с бензином в сарае стоит. Дверь дома скрипнула и на крыльцо кто-то вышел. Я подошёл поближе и увидел Светлану.
— Что, рыцарь печального образа, не живётся без нас? Назад тянет? — поинтересовалась она своим насмешливым голосом.
— Обстоятельства не отпускают, — в тон ей ответил я.
— Видела я твоё обстоятельство. Это когда ты успел столько внебрачных детей завести?
— Ну, долго ли умеючи? Дурное дело не хитрое. Кстати, что там у вас за собрание?
— Какое там собрание? Сегодня ближе к вечеру к нам на хутор раненный приполз. Весь избитый, измождённый. Да ещё и множественные огнестрельные ранения. Не жилец, короче. Недавно помер. Вот и собрались по случаю.
— Что?! И вы так спокойно сидите здесь?
— А что нам ещё делать? Хороводы с бубном вокруг него водить?
— О, женщины! Раненный, это означает, что где-то недалеко возможно рыщут какие-то вооружённые люди, которые убивают людей. Убивают! Понимаешь? А тут хутор с добром, пищей и развлечением в виде четырёх глупых баб!
— Это почему мы глупые? — возмутилась Света.
— Да потому что сидите себе спокойно и в ус не дуете. Даже собрались в одном месте, чтобы не нужно было вас по всему хутору искать. Где Паша, кстати?
— Не знаю. Он с вечера ружьё взял и ушёл куда-то.
— Дядя Сергей! — раздался откуда-то сбоку Пашкин голос.
— Вот ты где. Иди сюда.
Из темноты с ружьём на плече вышел Павел.
— Ты куда пропал?
— Да я так же, как и вы подумал. Тёте Оле и тёте Оксане хотел сказать, но они отмахнулись от меня. Типа, не болтай глупостей. Я тогда взял ружьё и ушёл в дозор на поворот к хутору. Когда вы подъехали, я сначала испугался, что это бандиты и стрельнуть хотел, а потом вашу «Делику» узнал.
— Ну, спасибо, что не стрельнул. Вот! Видала? — это уже Светлане. — Даже пацан так сразу подумал! А ну ка пойдём в дом. Пашка, на пост. В случае опасности, сообщить мне немедленно, самому ничего без команды не предпринимать.
— Есть! — козырнул пацан и умчался в темноту.
А в доме женщины вовсю кудахтали над детьми. В другое время я даже бы умилился. Но сейчас мне было не до сантиментов.
— Так, женщины! Детский сад откладывается. Тревога.
— Это какая ещё тревога? — возмутилась Ольга, складывая на груди руки.
— Боевая. Ружья не растеряли ещё?
— Что ты нам голову морочишь?
— Лучше я буду морочить, чем кто-то чужой. А теперь без шуток, вас совсем не напрягло, что где-то рядом стреляли в человека? Сами же вы его вечером похоронили. Ждёте, когда к вам заявятся?
— Ты это серьёзно? — уже с тревожными нотками в голосе поинтересовалась Ольга.
— Серьёзней некуда.
— И что теперь делать? — это уже Оксана.
— В первую очередь, полная светомаскировка. Завесить окна, чтобы ни один лучик не пробивался. Потом приготовить ружья и боеприпасы. И по первому сигналу детей в подпол. Поняли?
— Поняли.
— Ну, раз поняли, выполняйте. Я — на выезд в засаду. Если что, Пашку пришлю.
— Сергей, — нерешительно позвала меня Олеся, — у тебя же машина вместительная. Может, просто уедем отсюда? Чего рисковать?
— И что? Так и будем по свету от каждой тени шарахаться? Нет. Добро нужно не только получить, но и уметь его защитить.
Оставив мечущихся женщин закрывать одеялами окна, я вышел из дома и пошёл в направлении выезда на дорогу. Минут через десять спотыканий в темноте, наконец был окликнут Пашкой, и залез к нему под куст. А парень молодец, всё-таки. Вон как наблюдательный пункт оборудовал! Под кустом достаточно густой лещины постелил одеяло, чтобы на холодной земле не лежать, подрубил несколько веток у корней для лучшего обзора и запас термос с чаем. И наблюдательный пункт выбрал — загляденье. Куст густой. Растёт на некотором возвышении, так что просматривается и простреливается всё отлично вокруг. Да ещё и сразу за кустом кювет достаточно глубокий, чтобы по нему, согнувшись, под обстрелом бегать.
— Там дальше, если по кювету идти, я ещё несколько позиций оборудовал. Тоже стрелять удобно, — пояснил пацан.
— Ну ты молодец! — восхитился я. — И как догадался?
— Так я же думал, что в одиночку буду хутор защищать. Вот линии обороны и продумал.
Я посмотрел на бледнеющее в темноте лицо Паши. Это же надо! Парню всего четырнадцать лет, а он для себя решил стоять насмерть, несмотря на то, что взрослый дядька развернулся и уехал, бросив, по сути, их, а взрослые тётьки отмахнулись от него, как от назойливой мухи. И что ему этот хутор, где нет ни одного родного человека? Так, люди, с кем свёл случай. И он не развернулся, чувствуя опасность, и не ушёл подальше, а приготовился защищать этих людей, как раньше говорили, до последней капли крови. И ведь страшно ему. Вон сопит как. И как он обрадовался, когда увидел, что я приехал. Верит в меня. А эта вера дорогого стоит. Ну, что ж. Будем соответствовать. Как там я говорил? Фермер особого назначения? Вот мы с Пашкой ими и будем.