Феронакозия

– Ваша вода, Василий Алексеевич, – Лиза протянула ему чашку. – Вы, боюсь, ничего не хотите рассказывать.

Василий Алексеевич удивленно поднял голову:

– Хромоножка вернулась! – обрадованно откинулся он на спинку кресла. – У тебя еще шрам должен быть на лбу у волос.

– Вы помните? – Лиза села и взяла старого пьяницу за руку. – Василий Алексеевич, вы больше всех знаете об этом деле. Вы его изучали, собирали улики, вы тот, кто должен был тогда восстановить справедливость. А я всю жизнь прожила, избегая мыслей о нем.

Василий Алексеевич потянулся узловатыми пальцами к коротким Лизиным волосам, приподнял челку слева. Провел рукой по кривому как турецкая сабля светлому шраму.

– Это висяк, милая, – сказал он неожиданно прояснившимся грустным голосом, – им давно никто не занимается. Ты же знаешь какой бардак был в те годы. В управлении работа над старыми преступлениями, конечно, ведется. Но твое дело – это полный тупик. Оставь его. Думай, что он исчез. Я тоже в лучшие дни стараюсь верить, что его наказал Тот, который сверху.

Василий Алексеевич приподнял палец и закатил глаза, будто готовясь броситься в новую опьяняющую волну. Лицо его опять утратило осмысленность и выражало наивное удивление, граничившее со слабоумием.

Лиза оставалась сидеть неподвижно, закусив пухлую нижнюю губу.

– Что ж, – наконец, полушепотом произнесла она, – тогда, наверное, мне пора. Жаль, что Вы вышли из маленькой двери. Примета не сработала. Мы в детстве всегда загадывали, сбудется или нет, повезет или нет. У меня до сих пор эта глупая привычка осталась.

– Хромоножка! – воскликнул Василий Алексеевич с внезапным отчаянным пафосом и схватил ее за руку. – Постой! Не могу тебя так отпустить!

Василий Алексеевич схватил чашку воды, поставленную Лизой на журнальный столик, и жадно выпил ее до дна.

– Ущипни мои мочки! – попросил он Лизу, показывая на них пальцами. – Это поможет!

Лиза, чуть помедлив и поморщившись, стиснула обе мочки его больших мясистых ушей между пальцами.

– Сильнее! – молил Василий Алексеевич. – Моя жена ногтями прямо жала!

Услышав эти слова, Лиза скривила губы и со всей силы вонзилась коготками без маникюра в податливую мякоть.

Василий Алексеевич взревел, как подстреленный кабан. Где-то в глубине квартиры раздался звон упавших ложек.

– Отлично, хромоножка! Ты – просто молодец! Минут пять буду трезв как Святой Фонифатий. Жена мне его оставила, чтоб был я под присмотром, – Василий Алексеевич ткнул пальцем в иконку на стене. – Из тебя тоже отличная жена получится, верь мне!

Пьяница слегка семенящим шагом подошел к полированному буфету, снял висящий на шее ключ, вставил его в скважину и дернул на себя откидную дверцу. Две полки внутри были заполнены папками и конвертами. Лизе бросилась в глаза царящая там аккуратность.

Василий Алексеевич, подумав, вытащил с самого низа пухлую розовую коробку, заглянул в нее, зачем-то понюхал, посмотрел на Лизу со странным выражением лица. После чего отвернулся, запихал коробку под мышку, еще больше скособочился, поправил свободной рукой сползающие бесформенные брюки. Постояв, словно в глубоком раздумьи, он потянулся к «Рябиновой настойке» на верхней полке буфета и раскачивающейся рукой налил себе полстакана.

Лиза с нарастающим раздражением следила за его действиями. Ей хотелось вымыть руки и уйти прочь из этого дома, признав свое поражение. На несколько мгновений в комнате повисла космическая тишина, разбавленная лищь булькающими звуками, с которыми «Рябиновая настойка» уносилась предназначенным ей путем. Насытившись, пьяница громко срыгнул, открыл дверцу шкафа и положил коробку на место.

Со вздохом Лиза встала, обменялась мрачными взглядами со Святым Фонифатием и направилась к выходу. У двери она обернулась:

– Это не мое дело, Василий Алексеевич, но Вы так долго не проживете. А я к Вам сорвалась, меня начальство отпускать не хотело.

Бывший следователь смотрел на уходящую гостю полубезумным взглядом и улыбался одной стороной рта.

– Долго? – переспросил он. – Это сколько? Ты мне скажи, я тебе верю. Фонифатий ничего не говорит, собака.

Тонкие брови Лизы сложились домиком.

– Все-таки живите долго! – сказала она и вышла в коридор.

Оказавшись во дворе, Лиза обнаружила, что снег успел почти завалить тропинки. Начинало темнеть. Старательный дворник степенно расхаживал с лопатой, отмеряя точное число шагов. Лиза прошла мимо него через ворота на широкий проспект, где начинали вспыхивать вечерние фонари.

За воротами Лиза притормозила, вспоминая, с какой стороны она сюда пришла. Поколебавшись, она повернула налево.

– Подоздите! Подоздите! Дэвушка!

Лиза обернулась и увидела запыхавшегося дворника в ушанке.

– Это Вам Василий Алексеевич передал, – сказал дворник, протягивая Лизе розовую коробку.

Лиза кивнула и полезла в карман куртки, надеясь отыскать там какую-нибудь мелочь.

– Нэ нада! – замахал руками дворник и побежал обратно на двор, где продолжали сыпаться с неба пушистые снежные хлопья.