Столь-заметная нерешительнось, столь глубокие колебания, постоянно останавливавшие вел. кн. Василия II, являются вполне достаточным доказательством против того, будто весь русский народ — весь, как один человек, стал на защиту „православия“, против зловредительной „унии“. Не раз уже цитированный нами историк Церкви, проф, Ё. Голубинский, желая объяснить, почему же это именно, в 1448 вел. кн. Василий П решился наконец поставить на Руси митрополита собственною властью, не дожидаясь дольше разрешения Патриарха Константинопольского и Императора Византийкого, пишет об этом так: „С весьма большою вероятностью следует полагать, что великий князь, после долгих колебаний, был, наконец, подвигнут к своей решимости явившеюся опасностью, что Исидор снова явится в России… Сохранилось до настоящего времени послание Константинопольского патриарха Григория к Киевскому князю Александру Владимировичу, которое известно давно, но которое в подлинном и полном виде на печатано только недавно“.[36]
Мы уже упоминали об этом послании. Надлежит уточнить, что в послании Патриарха Григория Маммы не содержится ни одного слова о вооруженной борьбе для насильственного восстановления митрополита Исидора на московском митрополичьем престоле. Поэтому, с этой стороны, это послание никак не могло устрашить вел. кн. Василия И. Устрашить его могла лишь моральная сила послания, указывает щего на то, что Исидор — законно поставленный и вполне православный митрополит. Вот этого и, может быть, основательно, очень боялся вел. кн. Василий II и помешал, пользуясь своею силою, как светского государя, поставить нового митрополита иначё, как собственною властию.
Правда, цитируемый нами проф. Е. Голубинский поясняет, что, по его, как он считает, бесспорным предположениям, Исидор желал и мог желать вернуться лишь в Литовскую Русь, а отнюдь не в Московскую. Но и одно прибытие его в Литовскую Русь было де, думает Голубинский, столь опасно для вел. кн. Василия II, что он должен был спешить с предупреждением этой опасности. Чего он так боялся? Утверждения второй митрополии в Киеве? Но ведь это все равно должно было случиться и действительно случилось, и помешать этому было вне власти вел. князя. Боялся он Исидора не в Литовской Руси, а в Московской Руси, и доказательством тому было не только чрезвычайное, если не крайне боязливое обращение с Исидором, когда он был в Москве,[37]
а также и наличие, невидимому, многих людей из духовенства, считавших Исидора единственно законным митрополитом и бывших противниками Ионы. Так, Например, препод. Иосиф Волоколамский сообщает о своем учителе Пафнутии Боровском, который велел не звать Иону митрополитом. В „Чудесах св. Ионы“ рассказывается, что некоторый боярин, именем „Василий, зовомый Кутуз, неверие имел к нему, митрополиту Ионе, и не приходил к нему — благословения принимать от него не требовал“. Есть еще сказания в пользу Ионы, которые, невидимому, направлены против тех, которые никак не соглашались признавать его- законным митрополитом.[38] Таких лиц было, невидимому, весьма не мало,[39] а пртому нет ничего невероятного в том, что не все на Руси были рады поставлению митрополита великим князем с явным нарушением прав патриарха. А посему совсем непрочным казалось как духовным, так и светским людям той эпохи то дело, которое затеял и выполнил, вел. кн. Василий II и которое закончилось знаменитой автокефалией в 1448 г. с митрополитом Ионой во главе всей русской иерархии.Когда папа Калист III поставил в Литовскую Русь на место Исидора (последний отказался тогда по дряхлости: он скончался 27 апреля 1463 г.) нового митрополита, Григория, то в Москве сильно забеспокоились: и сам князь Василий и ставленник его, митрополит Иона. Стали изо всех сил стараться, чтобы Григорий не был допущен к управлению митрополиею. За помощью обратились, понятно, к польскому королю. Несмотря на все эти старания, Иона митрополитом на Литве в конце концов признан не был.[40]
Приходилось думать уже не о том, чтобы обезопасить себя от Григория на Литве, а о том, чтобы обезопасить себя, от него и в самой Москве. Обезопасить, но как? И вот митрополит Иона, в конце 1459 г.; созывает на поместный собор всех епископов Московского Великого Княжества и заставляет всех их дать „особое рукописательное или письменное обещание в том, что они останутся неизменно верными ему и его преемникам и что не будут“ иметь никаких сообщений и никаких сношений с митрополитом-униатом.[41]Вот какая понадобилась подписка! это при единодушном-то, как часто думают, и враждебном отношении к унии!
Но этого еще мало. Несмотря на такую великую ревность архипастырского горения, не все епископы явились для подписания „православной“ хартии.