Ферзь – одинокая фигура

– Молодая же, красивая, самое детей растить – а тут вот. Убила себя. И все козел этот – каков, а! Расстались, говорит. Я тут, мол, не при чем. А кто же при чем, если не ты, а? Разве не ты мозги пудрил? Не ты? Небось, обещал жену бросить, только, мол, момент подходящий выберу… Ага, знаем мы эти песни!

Я начинаю смекать, что к чему, и скашиваю взгляд на матрону. Та роется в своем сумчатом мешке, чертыхаясь сквозь зубы. Наконец извлекает пригоршню мелочи и протягивает Диму:

– Передайте.

Он поворачивается к ней, хватает мелочь не глядя, и тут же восклицает:

– Пять пятьдесят! Маршрутка уже пять пятьдесят стоит, ага! А знаете почему?

Обращается уже не ко мне, а к ней, только смотрит не прямо в глаза – чуть вбок.

– У?.. – говорит матрона. Она-то знает, отчего растут цены: от того, что мир – дерьмо. Но не прочь услышать версию Дима.

– Монополия, – сообщает он доверительно. – Все вот эти маршрутки принадлежат одной конторе. Зять, значит, нашего мэра заправляет. Ага? Конкурентов, понятно, никаких – передушили. И теперь творят что хотят. Скажите спасибо, что еще за ходьбу по тротуарам плату не берут.

Женщина меняется в лице: рот еще больше искривляется вниз гримасой обиды и печали, но в глазах возникает нечто вроде злобной радости.

– Такие все, – говорит она. – Дожились.

– А еще говорите – бессонница откуда. У меня, понимаете, приятель – доктор. Иначе я бы не пошел к этим ворюгам. Так вот, приятель осмотрел – говорит: бессонница – от нервов. Жизнь такая, что без нервов не выходит.

– Ага, – говорит матрона, глаза ее сияют. – Я забыла уже, когда спала нормально! Это же невозможно! Вот вчера…

Дим прерывает ее и добавляет:

– А еще – волновой синдром. Этим многие страдают. У вас, вот, тоже.

– Как? Что за напасть еще? – обратившись в слух, она подается вперед.

– От мобилок. Электромагнитные, понимаете, волны так забивают весь воздух в городах, что мозг реагирует. Вы же знаете – там, в мозгу, жидкости, соли. Вот реагируют. От этого мысли сбивчивые, спать часто хочешь – а не получается. И одышка.

– Да, да, точно!.. Все и есть, – женщина потирает двойной подбородок и заискивающе трогает Дима за рукав. – А откуда знаете, что у меня оно есть? Вы доктор?

– Да нет, говорю же – приятель у меня хороший. Он научил. Это по внешности видно. Вот на лице, смотрите, вот здесь! Под глазами такие вот дуги.

Дим проводит пальцами по своему лицу от носа до висков. Никаких дуг там нет и в помине, кожа гладкая и загорелая, но женщина понимающе кивает.

– И у вас, вот, тоже, – тон пситехника становится сочувственным. – Это даже по фотографии видно. Я фотку дочери приятелю носил.

Вот тогда матрона вновь лезет в сумку, извлекает на свет божий прямоугольный кошелек и протягивает Диму фото мальчика лет семи.

– А вот у Ваньки моего есть – скажите?

– Ой, тут сложно, мелко очень… – сокрушается Дим, но тем не менее берет карточку и протягивает ее мне. – Владя, посмотри, будь другом: есть у малыша волновой синдром?

Ну что тут скажешь!..

– Вроде, здоров, – говорю, – но вы следите за ним, барышня. Возраст опасный, и экология ни к черту. Сами понимаете, от радиоволн теперь не продохнуть.

…Через остановку мы сходим с маршрутки. Покупаю Диму два «старопрамена». Он хлопает себя по бокам, берет одну из бутылок, сбивает пробку о железный столбик забора.

Спрашиваю:

– Волновой синдром – что еще за ерунда? Ты же это только что придумал? С чего взял, что она купится?

– Она ведь у нас агрессивная страдалица, верно? Все люди – подонки, а все, что ни делается – к худшему, так?

– Так.

– Ну вот, подобное мировоззрение несовместимо с объективностью. У таких людей критическая оценка информации всегда нарушена. Они весьма доверчивы, особенно по части чернухи. Скажи ей: «Ты сегодня умрешь» – и она не пошлет тебя, как нормальный человек, а спросит: «От чего умру?» Вот на этом и сыграл.

Да уж. Люди – нехитрые механизмы. С этим не поспоришь.

18 мая

Без покоя

Был май, причем один из лучших.

Был Киев, цвели каштаны. Они цветут каждый год, но в этот – особенно сладко, так, что воздух казался медовым. Солнце к полудню прибавляло духоты, но под вечер проносилась великолепная гроза. После ливня все краски становились густыми, сочными, и глазу открывалось вдруг, что воздух в мегаполисе может быть прозрачным, как хрусталь, а листва деревьев состоит из сотни тысяч оттенков, каждый из которых называется почему-то одним и тем же словом «зеленый».

Я любил жизнь и радовался ей. Просыпался в семь, задолго до будильника. Не жалея времени, варил в турке роскошный кофе, выходил на балкон с фарфоровой чашечкой и блюдцем мармелада. Вполглаза читал выпуск «Вопросов криминалистики» или «Психологии – профессионалам», а над ухом возбужденно галдели птицы, а внизу, во дворе, кто-то выгуливал терьера и умоляюще восклицал: «Арчи! Ну Арчи, рядом!», а Арчи бодро тявкал в ответ и уносился в кусты. Было и вкусно, и свежо, и приятно на слух. Для полной гармонии ощущений, допив кофе, я растирал себе загривок специальной щеткой и явственно чувствовал, как яснеет голова.