Ферзи (СИ)

После такого чрезмерно радушного приёма его всё ещё слегка мутило и ныл ушибленный затылок. От противной боли не помогал даже самодельный компресс, служивший местной заморозкой. Увы, помочь себе с помощью чар секретарь никак не мог, являясь официально не-чародеем, а рассчитывать на мастерство местных лекарей всерьёз опасался. Вряд ли кто-либо решился устранить посланника Cefa, что идеально подходил на роль жертвенного агнца в случае неминуемой неудачи, но рисковать не стоило. Если эта группка идиотов умудрилась потерять боевого грифона и спустить в сортир созданное им заклятье, то рассчитывать на качественный подбор трав в предложенных лекарствах не приходилось.

- Se de ni io necesiz... - создавалось такое впечатление, что перед тем, как выдвинуть пред льдистые очи секретаря парламентёру дали боевых пол-литра, ничем другим такое горлопанство объяснить не получалось.

"Заткнуться!!!" - мысленно простонал измученный этим приторным весельем чародей, но вслух только заметил:

- Konsideriq.

Присутствие посторонних мужчину начинало нервировать. Полные недоверия, страха и какой-то щенячьей преданности взгляды, прожигающие темя даже сквозь куски таящего льда, вызывали невольное желание почесать между лопаток, на предмет прорастания лишних деталей тела и удостовериться, что из ушей не сочится мирра. Он привык к страху, лёгкому благоговению, даже ненависти (всего этого на посольской службе хватало с лихвой), но сталкиваться с искусно демонстрируемым обожанием двадцати здоровых мужиков было, по меньшей мере, неприятно. Пытаясь как-то отвлечься от назойливых взглядов, мужчина постарался сильнее закопаться в тот опус, что эти лоботрясы по недомыслию именовали отчётами. Бумаги в большинстве своём были составлены бездарно и походили на вытяжки из третьесортных романов, но встречались и нормальные колонки цифр с сухими фразами и чётким изложением фактов. Увы, в общей массе такие уникумы были почти незаметны. В одиночестве читать весь этот бред, измотанному длительным путешествием чародею было ещё как-то приемлемо, а с возможностью цедить горячий малиновый чай с цукатами и закинуть ноющие ноги на подоконник он даже нашёл бы их забавными. Однако образ бесчувственного и невозмутимого помощника главного вдохновителя и руководителя заговора не терпел таких вольностей и в присутствии посторонних не позволял даже расслабить спину. Прогонять же их из кабинета было чревато при малейшей ошибке или вопросе часами бессмысленных поисков нужного человека, которого сердобольные подчинённые ещё и прятать начнут от навязанного тирана. Проще было мириться с дискомфортом, но иметь возможность раздавать нагоняи персонально и узконаправленно, чем выставлять себя на посмешище и подрывать образ невозмутимой твари.

- Ni ke voki alportok sia cavaptomiks qu tio nekpoier piu... - слегка подрагивающим голосом, в котором от неуверенности и страха поубавилось придурковатого задора, продолжал вещать докладчик.

Сидящий в кресле мужчина неуверенные извинения проигнорировал. Его глаза уже зацепились за завитушки удивительно изящного, скорее каллиграфического почерка, что в сравнении с остальной мазнёй выглядел как-то дико. Заинтересовавшись, секретарь отложил остальные листы и принялся просматривать информацию, которую посчитали достойной стольких усилий. Чем больше вчитывался мужчина, тем больше росло его удивление. От вида постепенно увеличивающихся глаз посланника Cefa присутствующих бледнели, а их руки непроизвольно начинали подрагивать.

- Ciu esty mubveiotu? - резко вскинул голову секретарь так, что с его темени сполз нелепый компресс и с неприятных хлюпающим звуком соскользнул на пол.

- Ciu mubveiotu? - недоумённо хлопнул глазами парламентёр, боязливо оглядываясь куда-то в толпу. - N-neniu mubveiotu...

- Kiamaniere ciu fuer vaesati, guarch? - мужчина, очень стараясь не хмуриться, чтобы не довести нервных подчинённых до сердечного приступа, хотя нечто тёмное внутри так и подрывало резко выпрыгнуть из-за стола, наслаждаясь массовым испугом.

Только отыгрываться на заведомо более слабых за собственные мучения он не любил и старался особенно не практиковать во избежание ухудшения и без того не святого характера. Парламентёр смотрел на протягиваемую ему бумагу, как на карманного жраля, перевязанного подарочным бантом: вроде всё должно быть и хорошо, но в руки брать не хочется. Не выдержав немой сцены, что грозила затянуться надолго, Сивильев, стоявший крайним в ряду приближённых выхватил злополучную бумагу и начал просматривать. Сначала он ещё хотел зачитать вслух, даже рот открыл, но потом издал совершенно некультурный звук, похожий на сдавленное кваканье, и передумал.

- Komreren ciu кiel? - с невозмутимым лицом продолжал допытываться секретарь, буравя взглядом то белеющего, то краснеющего мужчину. - Сiu ekkrlii animo wirtughages lezcompo Zamka, au voli jekkayo Cefa jene famosiless?

- Ничего не понимаю, - бормотал себе под нос Сивильев, напрочь забывая, что следовало бы говорить на магнаре. - Она там ... вконец, такое писать, или пьяная была...