Фес

С каким акцентом она говорит? как вставляет русские слова в английскую речь? улыбается, трогательно приподнимая верхнюю губу? Мне было по душе даже то, что я не знаю, какая у нее фигура – потому что я принял бы и полюбил любую фигуру. Возраст, замужем ли она, где живет и есть ли дети – все это не имело значения. Мы знакомы с детства, просто по недоразумению только сейчас встретились – вот что я чувствовал.

И все же в тот день между нами ничего не было. Во-первых, на вечер у меня имелись планы (а я не любил расстраивать планы). А во-вторых, опыт подсказывал, что форсировать события тактически неверно, глупо. Лучше взять паузу, отложить на день – так мне думалось. Потому что в таком случае вознаграждение будет вдвойне щедрым.

Мы договорились на завтра, рассчитались. Усаживая “цыганку” в машину, я обнял ее за плечи и поцеловал в висок через волосы. Последнее, что осталось в памяти, – это бледный овал лица за стеклом. Темные влажные глаза, безучастно смотревшие в спинку кресла.

Машина исчезла на бульваре, я медленно подошел к зданию оперы.

В кармане лежал билет на “Мадам Баттерфляй”.

Места на премьеру, да еще в дни выставки, раскупили задолго до спектакля. Об этом мне стало известно еще в Москве, слишком поздно спохватился. Но перед встречей в кафе я все-таки решил заглянуть в театр. Проверить – ведь опера находилась совсем рядом. Зачем, с какой целью? Наверное, мне хотелось досадить себе, еще больше растравить душу (педанты к этому склонны).

Латунная ручка обожгла пальцы. Отраженные в дверном стекле деревья взлетели под потолок – и с мягким стуком вернулись на мостовую. В пустом кассовом зальчике за конторкой сидел одутловатый господин в белой рубашке. Его тугой галстук, над которым висела кожная складка, почему-то особенно врезался в память.

Небрежно облокотившись на мраморную стойку, я придал голосу ироническое звучание. “Понимаю, сэр, что мой вопрос нелеп, но…” Но человек в белой рубашке не обратил на меня никакого внимания.

“Меня устроит любая цена, понимаете?”

Кассир опустил безбровый лоб еще ниже.

Я пожал плечами и развернулся.

– Осталось два места, правда, в разных концах зала. – Его голос был тонким, почти детским. – Берете?

До премьеры оставалось полдня, и я потратил его на встречу с “цыганкой”. Пришел в театр за полчаса до начала, нашел буфет. С бокалом шампанского прогулялся по коридорам, заглянул в ложи. Бросил взгляд в партер, полупустой и бархатный. Машинально поискал глазами – кого, зачем? И вдруг пожалел, что не знаю, где второе место. Какой ряд, какой номер.

В туалете под бачком лежала пустая чекушка из-под “Столичной”. “Надо же, а еще Венская опера…” От удара ногой бутылка жалобно звякнула. Несмотря на весенний холод, на балконе толпились декольтированные дамы и мужчины в синих костюмах. Сновали японские туристы в разноцветных кедах. Вид с балкона производил обескураживающее впечатление – напротив оперы стояла плоская советская стекляшка, похожая на гостиницу “Минск”. И я снова поразился, как много вещей в этом городе не стыкуются друг с другом.

“Кроме меня и моей „цыганки”, разумеется”.

Как прошел первый акт? Кто исполнял арии? Слушая оперу, я старался утонуть в любимых звуках. Раствориться в них и исчезнуть, как обычно. Но мысли о втором человеке не давали покоя. Воображение рисовало девушку, молодую и красивую – откуда-нибудь с Востока, из Южной Азии. Она приехала в Вену по делам (а лучше – по гранту от университета). Давно мечтала услышать оперу, причем именно здесь, в Weiner Staatsoper. Что в суете – совсем как я – забыла заказать билеты или вовремя выкупить.

И пришла в кассы от отчаяния, от одиночества.

“Взрослый человек, и такие фантазии!” – усмехался я своим мыслям.

С другой стороны – о чем еще думать во время “Мадам Баттерфляй”? Не о налоговой же…

Ближе к середине мне представилась другая картина. Теперь воображение рисовало молодого американца, который совершенно случайно наткнулся на оперу – и купил билет, для галочки. И вот уже я ненавидел этого человека. Несуществующего, вымышленного – презирал, растаптывал.

Люди, купившие последние билеты в день премьеры, должны иметь что-то общее. Не могут не быть похожими, близкими. Близнецами! Оказаться без пары в прекрасном городе, любить именно эту оперу, но прошляпить билеты, быть фаталистом, то есть зайти в кассу, где этих билетов заведомо нет, и чудесным образом приобрести эти билеты, нарушив привычный ход, поскольку с утра вечер, как правило, уже спланирован.

“Надо выяснить, кто он – этот человек”, – убеждал я себя.

В антракте народ повалил в буфет и курить на улицу. Пробираясь между кресел, я всматривался в лица. В ответ люди улыбались, не подозревая, что каждый из них – мишень.

В кассах за конторкой ничего не изменилось. Тот же безбровый человек, только галстук чуть отпущен. По старой привычке заискивать перед людьми за стойкой я наплел ему про приятеля, купившего второй, последний билет. Что мы потеряли друг друга в театральной толпе; и “не может ли герр кассир уточнить, какой билет был продан последним, ряд и место – пожалуйста”.