Фестиваль

— Это великолепно. — Все было просто отлично, но ее тревожила одна вещь. — Кто же… это все профинансирует? У меня убытки. Большие убытки. — Она с сомнением посмотрела в его глаза. — Конечно, фестиваль принесет прибыль и большую, но сначала нужно его организовать. Он встал из-за стола.

— Наталья Александровна, обещайте мне одну вещь.

— Какую?

— Во-первых, что наш разговор дальше этого кабинета не выйдет. А во-вторых, что мое имя будет упоминаться наравне с вашим.

— Конечно, я обещаю. Я сделаю все, что вы просите.

— Вот и отлично. — Он нажал и на кнопку селектора, — срочно подготовьте бумаги, которые я просил. И еще одно, — он взглянул на Никитину, — что вы делаете сегодня вечером?

— Я? В общем то ничего…

Вечером они пошли в Арлекино, танцевали, пили мартини и баккарди, а ночь провели в» Метрополе».

Наутро она улетела вместе с платежным поручением на шесть миллиардов рублей. Никто ее не провожал и глядя в иллюминатор на удаляющуюся землю, она знала, что ее час пробил.

Глава 39

Будильник прозвенел ровно в восемнадцать ноль-ноль. Василий встал, одел заблаговременно выглаженный костюм, затем достал коробку с пистолетом. Выпив чашку кофе и выкурив сигарету, он вышел из подъезда и поймал такси — старую Волгу серого цвета.

Наташа уже поджидала его возле своего дома. На ней были черные джинсы и красивая красная блузка. В руке она держала букет цветов.

— Привет, — сказала она, — ты вовремя.

— Привет, — улыбнулся Василий. — Поехали?

— Поехали.

— Что там у тебя? — она кивнула на коробочку.

— Подарок.

— Это я вижу, а что именно?

— Пистолет.

— Ты, что с ума сошел? — ее красивые глаза излучали неподдельный ужас. — Твой?

— Да нет. Это игрушечный, пневматический. Стреляет стальными шариками.

— А его можно носить?

— Конечно, сколько угодно.

Они уже подъезжали к пашкиному дому на Московском проспекте. Со второго этажа износилась громкая музыка.

— Ты Тане не звонил? — спросила Наташа, вылезая из машины.

— Нет, а что?

— Да ничего, так просто спросила, — ответила она и вошла в подъезд. Дверь открыл сам именинник.

— Ну, молодцы, не опаздываете, — он поцеловал в щечку Наташу и пожал Василию руку. Они в свою очередь вручили Пашке цветы и коробку, перетянутую пурпурной лентой.

— Спасибо, спасибо, — расстрогался Павел. — Проходите, садитесь. В комнате уже был накрыт стол, за котором сидело человек десять.

— Всем привет, — поздоровался Василий и сел рядом с Наташей.

— Штрафную им, штрафную, — обрушилось со всех сторон. — Давай, давай!

— За что?! — взмолился Василий, но его никто не слушал. Стопку наполнили за полсекунды и поставили перед ним. Ничего не оставалось, как выпить.

— За именинника! — Василий опрокинул стопку и огненная вода растеклась по внутренностям. Праздненство началось.

Глава 40

— Только что приземлился рейс двадцать два ноль шесть, прибывший из Ливана. Встречающих, просьба подождать у зала таможенного осмотра.

Таня сидела и скучала без работы. Последний самолет приземлился полтора часа назад, битком набитый венграми и болгарами, теперь в здании аэропорта было пусто. Одинокая уборщица подметала в дальнем левом углу.

Кто-то постучал по стеклянной витрине киоска. Она вздрогнула и посмотрела на стучавшего. Это был высокий молодой человек с черными курчавыми волосами, густо намазанными гелем. Из зала таможенного осмотра уже выходили другие люди.

Они были удивительно похожи — все довольно высокого роста, с одинаковыми короткими стрижками и все в черных, прекрасно сшитых костюмах.

Вскоре показались и остальные пассажиры. Таня сказала бы, что они южной национальности, не придавая этому слову никакого значения.

— Девушка, дайте мне двенадцать самых больших матрешек. — Он говорил почти без акцента. Его холодные глаза смотрели прямо в упор, словно на ней не было одежды. И хотя он улыбался, его глаза абсолютно не улыбались. Они были холодными и безжизненными. Раньше она думала, что это все сказки про какие-то ненормальные глаза, что это не больше, чем уловка писатели, чтобы нагнать побольше страху. Но это оказалось на самом деле.

Таня поспешила отвести взгляд и ей почему-то стало страшно. По спине пополз холодок, а внутри живота появилась тупая ноющая боль.

Он забрал свои матрешки, кинул ей триста баксов и отвернулся, что-то объясняя попутчикам на своем гортанном языке.

Вдруг они все повернулись в ее сторону и громко засмеялись. Вернее, заржали. Именно заржали. Без тени стыда и человеческой снисходительности От них исходила какая-то животная сила, похоть. Их перекошенные лица вызывали такое отвращение, что ее чуть не вырвало прямо на кассу.

Они постояли еще с минуту, наблюдая за ее беспомощностью, а потом исчезли с быстротой, с которой появились. Таня но выдержала и заревела, пряча лицо в тонких коленках. Ей было страшно возвращаться домой.

Глава 41