Фестиваль

Он так и шел, все время прямо и прямо пока дорога не превратилась в безбрежный, покрытый льдом океан. Завывающий ветер и разбитые глыбы льда, а он - среди них, бежит, ищет выхода, тепла, а их нет. И вдруг видит, что сам уже врос в здоровенный кусок прозрачной замерзшей глыбы и чукчи-ледорубы стучат по гладким стенкам своими молотками. Он пытается крикнуть им... и не может.

Его за плечо тряс какой-то человек. Василий открыл глаза и ощутил на лице горячий воздух.

Молодой паренек несмело теребил его за плечо, заглядывая в лицо. На вид ему было лет девятнадцать.

Василий перевел дух, ему показалось, что он снова в той самой машине. Он с трудом отличал реальность от видений.

Паренек, увидев, что пассажир открыл глаза, облегченно вздохнул и положил одну руку на руль.

- Приехали, - сказал он. - Вылезай.

Василий ни понял, о чем идет речь.

- Куда? Куда приехали?

- Как куда?! - изумился водитель. - В аэропорт, в Борисово. Далековато вышло, но вы обещали заплатить...

Василий в недоумении уставился на малолетнего шофера. Тот старался не смотреть в сторону пассажира, кляня себя за то, что не разглядел его получше, когда сажал. Застывшая кровь на лице, разбитая голова, весь грязный, рваный. Болван! Ноги бы унести теперь...

- А как я к тебе попал?

- Вы меня остановили и...

- Где?

- Не доезжая Светлогорска, там до моря километров восемь оставалось. Вы из-за дерева вышли, резко так, чуть не упали. Я испугался, что собью и остановился. Вы потом сели в машину и сказали в Борисово ехать, в международный и сразу уснули. - Паренек решил умолчать о деньгах.

Василий покопался во внутреннем кармане и на удивление обнаружил там свою корочку. Водитель сразу успокоился, когда прочел ее содержание,.

- У тебя есть что-нибудь попить? - Василий вспомнил про жажду. Парень протянул ему полторалитровую бутыль колы. - Ладно, ты завтра или послезавтра заедь в управление, отыщи меня, я заплачу.

Выходить из теплой машины не хотелось. Разбитое тело вообще отказывалось повиноваться, голова опять начала кружиться. В глазах поплыли огни освещенного аэровокзала.

Он кивнул водителю и с большим трудом вылез из машина. Счищенный с тротуара лед был сложен в большие неровные кучи. Ветер по причине отсутствия деревьев разгуливал с особенной щедростью.

Собрав последние силы, Василий дошел до дверей и приоткрыв их прошмыгнул внутрь. Струя теплого воздуха от вентилятора, встроенного в стену приятно ударила в лицо, расслабляя застывшие мышцы. С наслаждением он протянул отмороженные руки навстречу теплу. Закрыв глаза, Василий простоял бы так вечность.

- Эй, ты, пошел отсюда! - позади внезапно раздались тяжелые, не внушающие доверия шаги.

Он повернулся. Перед ним, помахивая дубинкой, стоял омоновец. Ноги на ширине плеч. Высокие шнурованные ботинки, плотная фигура и злобная рожа.

Василий медленно полез в карман.

Омоновец наблюдал за его движениями с презрительной полуусмешкой и нескрываемым отвращением.

Откуда ему было знать, что Василий ободранной в клочья рукой вытащит удостоверение старшего лейтенянта областного уголовного розыска.

Омоновец с недоверием пробежал глазами но строчкам и несколько раз сверил оригинал с фотографией. С трудом, но сходилось. К его огромному сожалению.

Как-то неловко пожав плечами, он попятился назад, показывая, что путь открыт. Его мясистые губы беззвучно шевелились, выдавая напряженную работу мысли.

- Где сувенирный киоск? - спросил Василий, окидывая омоновца долгим пронзительным взглядом с разбитой физиономии.

Тот замотал головой, словно разучился говорить и показал рукой вправо и вдаль. Там находилось несколько киосков под одной крышей. Все, кроме одного, были закрыты. Народу вокруг почти не оказалось, кроме небольшой группы, внимательно изучающей расписание. Большие электронные часы показывали без двадцати восемь.

Чувствуя на спине тяжелый взгляд омоновца, Василий приблизился к сувенирному киоску, отбрасывающему на зал яркий отблеск света.

Все свободное пространство на витринах и внутри заполнили предметы народного промысла, картины и изделия под антиквариат, по цене приближающиеся к подлинникам.

Прижав руку к глубоко поцарапанному бедру, Василий взглянул внутрь.

Таня увлеченно читала книгу. Ее губы, обведенные неяркой помадой, тихонько повторяли увиденные слова. На ней было черное узкое вязаное платье с маленьким, таким же черным узором на сердце. С шеи змеилась тонкая золотая цепочка. Ниспадающие волосы почти касались левой руки, в которой находилась книга.

Василий замер возле стекла, боясь пошевельнуться. Он смотрел на нее и думал, что она ему нравится. Очень нравится. Что он очень хотел бы дотронуться до нее, провести рукой по мягким волосам, по шелковистой коже и утонуть в ее лучистых глазах. Навсегда.

Наверное, она что-то почувствовала, потому что взглянула через витрину и застыла от удивления и испуга. То, что она увидела, наверное, мог перенести только омоновец, да и то с трудом.

Таня поднялась со стульчика и продолжала смотреть не произнося ни слова. Василий никак не мог припомнить, как встречают покойников, стоя или сидя. Наверное, все-таки стоя.