Февраль

Витген фыркнул в знак протеста, проклиная то ли мою очередную «ложь», как он наверняка подумал, то ли отсутствие у меня должной толики женского любопытства. Я, в свою очередь, не стала объяснять ему, что воспитана была слишком хорошо для того, чтобы в первый же день знакомства задавать Селине столь личные вопросы. О, да, мне было безумно интересно послушать про её кавалера, и я, действительно, собиралась спросить её об этом, когда она вернётся.

Вот только она уже не вернётся.

От этих мыслей у меня защипало в глазах. О-о, нет, Жозефина, не смей! Только не при нём, только не на глазах у полицейских! Я вновь совладала с собой, и, втянув носом воздух, бросила на Витгена вопросительный взгляд.

– Это всё, о чём вы хотели спросить? – Беглый взгляд на часы. – Я опаздываю на завтрак.

– Нет, ещё не всё. Позвольте ещё один вопрос? – Витген усмехнулся, и, склонив голову вбок, вновь пристально посмотрел на меня. И по его взгляду я уже поняла, что это будет за вопрос, и заранее подготовилась к худшему, так что комиссар меня не удивил. – Это вы убили вашего мужа?

Я коротко рассмеялась в ответ на этот поразительный по своей дерзости вопрос. А затем, не убирая улыбки с лица, точно так же склонила голову на плечо, и ответила:

– Что ж, по крайней мере, мотивов для его убийства у меня было куда больше, чем для убийства бедной Селины! – Я усмехнулась. – И, тем не менее, нет, господин комиссар. Вынуждена вас разочаровать, но – в обоих случаях: нет. Увы. Теперь, наконец, я могу идти?

Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга, и между нами проскальзывали искры сильнейшего нервного напряжения. Не сомневаюсь, в мыслях он пожелал мне провалиться сквозь землю ровно столько же раз, сколько и я ему.

– Да, вы можете идти, мадам Бланшар.

– Лавиолетт, если вас не затруднит, – я очаровательно улыбнулась ему. – За семь лет брака я так и не привыкла к фамилии мужа!

– Как вам будет угодно, мадам Лавиолетт. Но, учтите, я буду присматривать за вами. Мне неприятно вам это говорить, но, к сожалению, из-за этой истории со шляпкой и из-за вашего тёмного прошлого, вы у нас одна из главных подозреваемых!

А ты, милый Бертольд Витген, теперь у меня в чёрном списке из-за своих отвратительных манер и страстного желания вывести меня на чистую воду. Наивный! Неужели ты думаешь, будто у тебя что-то получится?

Увы. Уровень, к счастью, не тот, чтобы тягаться с Жозефиной. Я в очередной раз улыбнулась ему, и решила поставить жирную точку в наших отношениях, чтобы окончательно всё прояснить.

– Что ж, в таком случае, прошу вас принять во внимание, что я – французская подданная, и со швейцарскими властями общаюсь исключительно по доброте душевной. Ну и в виду моей к вам безграничной симпатии, безусловно! – Тут я улыбнулась так ядовито, что у комиссара не осталось ни малейших сомнений относительно моей к нему «симпатии». – В следующий раз, если не хотите международного скандала, вам придётся придумать какой-нибудь иной способ добиться моей аудиенции. Потому что больше я с вами дружеских бесед вести не намерена!

Я хотела уйти с видом победительницы, но, похоже, слегка недооценила моего оппонента. Как и в прошлый раз, своё последнее слово он изрёк уже когда я подошла к дверям.

– А это сколько угодно, мадам Лавиолетт! – Таким послушным и мягким был его голос, что я неминуемо предвидела очередную гадость в свой адрес. И Витген не заставил себя долго ждать: – Как вы посмотрите на беседу с французскими властями? И уже не дружескую, а вполне себе официальную, с протоколом? Думаю, вы не будете возражать, не так ли? Учитывая то, что отказ от дачи свидетельских показаний в ту же секунду сделает вас соучастницей. Так что советую придумать более-менее сносную ложь, мадам Лавиолетт, потому что парижская полиция уже на пути сюда. И, знаете, что? Я вам очень не завидую!

О, да, тут он прав.

Я и сама себе не завидовала.

X

– Что вы слышали о человеке по фамилии Февраль?

В столовом салоне №3 в связи с утренними событиями царило такое оживление, что моего опоздания никто не заметил. Франсуазы и вовсе не было – понятия не имею, где она прохлаждалась, так как в номере, куда я заглянула первым делом, я её так же не обнаружила. Должно быть, Грандек развлекал её, пока комиссар был занят мной. Так же не было неприятного доктора Эрикссона, любителя собак Гарденберга и русского парня Тео. Зато Виттория Фальконе, мадам Соколица, этим утром была в ударе.

– Бог мой, ну только не опять! – Простонала старшая Вермаллен, протестующее отодвигая от себя тарелку с едой. – Милочка, право, у меня от этих разговоров портится аппетит!

Ах, если бы её ещё кто-то послушал! Я кивком головы поблагодарила Гранье за любезно поданный стул, и уселась на своё место, с удовлетворением заметив, что на моё опоздание, действительно, никто не обратил внимания. Разве что, эти двое – Габриель и Арсен, сидящий напротив. Русский журналист поприветствовал меня улыбкой, а Гранье заботливо спросил:

– Как вы?