Февраль - кривые дороги

— Знаешь, Антоха, откровенно говоря, я тебя когда-то просто ненавидела. Ты догадываешься за кого, — неожиданно произнесла Клава. — Но то было давно, и жизнь вас рассудила. Не будем ворошить старое. Теперь ты вдова фронтовика и начнем плясать отсюда. Да, кстати, — Клава хитро улыбнулась, убрала руки со стола. — Ты, очевидно, думаешь, что первая вот так гостишь у меня? Не таращь глазищи, выскочат. Мы с Донатом Александровичем уже счет претенденткам потеряли.

Антонина мучительно вспыхнула, неловко отодвинула от себя чашку.

— Извини, мне пора...

— Стой, торопыга! Сосед когда-никогда, а все равно женится, как бы не стерегла его дочка. Тут загвоздка в другом: ему нужна для Светы женщина с покладистым характером, как у тебя. Для мужского вкуса ты тоже можешь соответствовать, к тому же не совсем чужая для Насти. Значит, родня у Доната Александровича будет хорошая? Стой-ка, слышу шаги. Никак пришел!

И Клава выскочила в прихожую. У Антонины мигом отхлынула кровь от щек, сбилось дыхание. Она поискала глазами зеркало, чтобы взглянуть на себя, не нашла его, с замиранием сердца прислушиваясь и узнавая голос за перегородкой.

Дверь в комнату приоткрылась, вошел он, за ним Клава.

— Вот, Донат Александрович, зазвала к себе Тоню показать свое житье-бытье. Вы вроде знакомы, но в домашней обстановке никогда не встречались. Посидите с нами, составьте нам компанию, а я подогрею чайник.

— Здравствуйте, Тоня, не знаю, как вас по батюшке величать. Ох, и устал же я сегодня на работе! Охотно посижу в обществе привлекательной женщины, отдохну.

Высокий, плечистый, Донат Александрович выглядел особенно мужественным в тесной комнате. Смуглое, худощавое лицо его освещалось небольшими голубовато-серыми глазами, которые твердо и испытующе остановились на Антонине.

Она внутренне подобралась вся, а вслух сказала:

— Очень рада, спасибо за комплимент, — она отодвинулась вместе со стулом чуть в сторону, чтобы дать ему возможность поставить свой стул рядом с нею, у стены.

— Ну о чем же мы станем говорить? — спросил он, усевшись, приглаживая рукой свои густые, очень неподатливые, черные волосы. — Встречаюсь с вами в редакции не первый год, а ничего не знаю про вас: как вы живете, с кем? Ну, а про меня-то вы, наверно, не раз печатали материал? Цех мой то хромает, то отстает.

— Печатала. Но ваш цех не напрасно называют трудным, — возразила Тоня, не дав ответить ему и торопясь перевести разговор на более интересную для нее тему. — Я про вас, Донат Александрович, тоже почти ничего не знаю.

Он улыбнулся.

— Почти! Это уже кое-что.

Вошла Клава с чайником в руках, посмотрела на своих гостей.

— Не скучали без меня?

— Не успели. Только-только собрались выяснить, кто есть кто? — отвечал Донат Александрович, как показалось Клаве, довольно заинтересованно.

Она поставила чайник на стол, взялась за посуду.

— А чего тут выяснять? Хотите я за вас обоих скажу? — со смелым вызовом спросила Клава. — И вы и она — люди одинокие, жизнь у вас не устроена. Вот вы и присмотритесь друг к другу...

«Да, сватовство ладится», — думала Настя, не понимая и не одобряя, зачем Клава затеяла все это.

— Кланя, я просто удивлена, — вызвав в удобный момент подругу в коридор, прямо начала Настя. — Возиться с Антошкой сейчас... До того ли тебе?..

Лицо Клавы сразу будто потухло.

— Верно подмечено, — уныло согласилась она. — Мне сейчас должно быть не до посторонних, а я, как видишь, в парикмахерской прически делаю и вообще живу!

— Да нет, поверь, наоборот все! — нетерпеливо перебила ее Настя. — Я совсем о другом. Просто мне кажется, поскольку я знаю Антошку, девочке будет трудно ужиться с ней...

— Уживутся. На этот счет не беспокойся, — возразила Клава. — У Светочки характерец дай боже, не ей, а мачехе придется плясать под ее дудку. Девчонка, не сомневаюсь, уже раскусила это, потому и не чинит отцу препятствий...

Настя недоверчиво выслушала Клавины доводы.

— И твоего соседа я не понимаю... Вроде серьезный человек, а женская привлекательность затмевает в нем отцовские чувства. Легкомысленная Антонина не годится в матери!

Отказавшись от чая, Настя засобиралась домой. Антонина, несмотря на уговоры хозяина дома, увязалась с нею.

— Настя, ты не в духе, и я догадываюсь почему, — начала она на улице, едва захлопнулась за ними дверь подъезда. — Ты считаешь меня неподходящей... Но почему, почему? В моих чувствах к Донату Александровичу можешь не сомневаться. Светочка мила мне, я ее полюбила. Я ее не только словом — взглядом не обижу! Знаешь, Донат Александрович собирается говорить с тобой, как с родственницей, он уважает тебя. Я умоляю тебя, не мешай мне, Настенька, а помоги!

— Каким образом, не понимаю?

— Ах, да понимаешь ты все! Одно твое неосторожное слово Донату Александровичу может все расстроить. А мне осточертело одиночество. Чем я хуже других женщин, хотя бы той же Клавы? Я хочу семью: мужа, детей. Разве я не заслужила это? Всю войну я прождала Александра Силыча, а теперь что? Из дома на завод, с завода домой. Тетка Дарья, на что старого закала, и та диву дается...