Читаем Февраль - кривые дороги полностью

— Я понимаю ваше удивление при слове «секретари». На ходу вношу ясность: пока кандидаты в них. Для того и задержались: обсудим, решим. А там право группового собрания утвердить кого или нет. Приступим к делу?

«Во сне это или наяву? — мысленно спрашивала себя Настя. — Звучит-то как: секретарь групповой комсомольской ячейки! Буду стараться и обязательно справлюсь!»

Случилось так, что Настя с Дашей Зерновой вместе вышли из учебного комбината. Одетая в новый коричневый кожаный реглан, Даша сразу приобрела вид ответственного, солидного работника. Настю захлестнула робость, она убавила шаг, но Даша тоже убавила, и они поравнялись.

— Какое впечатление произвели на тебя выдвинутые секретари? — обратилась она к Насте, как к хорошей знакомой, сбоку взглядывая на нее. — Мне представляется — неплохие ребята?

— Да, ребята хорошие. Все почти бригадиры и ударники учебы, — ответила Настя и тут же спохватилась, что в числе всех невольно похвалила и себя. Но секретарь, как видно, не вникала в ее соображения, а была занята чем-то своим.

— Я думаю, мы сработаемся. На новом месте, да еще впервые, как мне, всегда должно быть несколько страшновато начинать. Ни сложившихся традиций, ни актива. Зато и интереса больше! — проговорила она с жаром, и Настя, обрадованная откровенностью и несколько удивленная ею, поспешила согласиться с секретарем.

Лично у нее не хватило бы духу признаться в своих сомнениях. А, очевидно, зря. Искренний человек всегда быстрее, чем скрытный, располагает к себе людей.

Перед комсомольским собранием в группе Насте потребовалось собрать все свое мужество: предстоит выбрать членов бюро, распределить обязанности. Настя понимала, что не это было главным, не трудно было выбрать и распределить — важно, как она сумеет повести себя. Тридцать человек комсомольцев с первого же часа должны были поверить в нее!

Из комсомольской работы Настя меньше всего собиралась делать скучные обременительные обязанности. Сама Даша, как девушка успела заметить, была веселым человеком, любила юмор, не терпела длинных нудных речей.

— Ближе к делу, дружище, — часто перебивала Даша витиеватого оратора во время заседания групповых секретарей.

Прозванная секретарями ячеек «главный среди главных», Даша Зернова слыла образцом деловитой краткости.

Сейчас Насте очень пригодились ее выступления на литературных кружках. Маленький, но опыт был. Не так-то просто встать перед столом и заставить себя говорить.

Кроме того, Настя убедилась, что в группе ее уважают и за хорошую учебу, и за пристрастие к литературе.

Выборы в бюро заняли несколько минут, затем дружно наметили ряд мероприятий: вызвать на соревнование по успеваемости параллельную группу слесарей, провести политбой между классами, организовать несколько субботников на строительстве в фонд МОПРА (Международной организации помощи борцам революции).

Приход Даши совпал с вопросом о субботниках. Она на ходу уловила, о чем идет речь, заинтересовалась:

— О, да это вы здорово обмозговали насчет МОПРА! Лечу в другие ячейки, пока не опоздала! — воскликнула она, чем и рассмешила весь класс.

С теми словами ее только и видели.

В группе поднялось настроение. Оживились даже те, кто, по наблюдению Насти, сидел на собраниях по обязанности.

«Ничего, я вас расшевелю», — не без азарта подумала она и выдвинула кандидатуру Гали Матвеевой для организации помощи отстающим по теории ученикам.

Рыжая, конопатенькая девушка заливалась румянцем по каждому поводу: вызывали ли ее отвечать к доске или просто кто-нибудь обращался к ней. Но у Гали было одно неоценимое качество: если уж она за что бралась, то всегда доводила дело до конца.

Собрание всласть погалдело по поводу избрания «легкой кавалерии», которая должна была проверять чистоту помещений и следить за успеваемостью, не давая никакой поблажки даже своим друзьям.

Пошумев, остановились, наконец, на кандидатуре Клавы Кузнецовой.

— Не справлюсь, не сумею! — упиралась девушка, но Настя настояла, и кончилось тем, что Клава громогласно пообещала собранию, «засучив рукава», взяться за дело.

Тогда посыпались пожелания быть поумереннее, не особенно усердствовать с ее рабоче-крестьянской хваткой.

— Голоснули? Теперь на себя пеняйте! — приподнявшись из-за стола, погрозила выбранная Клава.

Настя подождала, пока все разойдутся, посидела одна в аудитории за учительским столом вся еще во власти своего первого комсомольского собрания.

В вестибюле рассерженная гардеробщица окликнула девушку: ее пальто одиноко висело на вешалке.

Настя извинилась, надела пальто, но ноги сами повернули обратно к заветной комнате на первом этаже с надписью: «Бюро ячейки КИМа».

Она толкнула дверь почти без надежды застать Дашу, а так хотелось именно с ней обговорить свои впечатления. Дверь подалась, и Анастасию встретил радостный возглас секретаря:

— А-а-а, милости прошу. А я боялась, не заглянешь!

Настя села. На столе перед Дашей горела настольная лампа под зеленым колпаком и лежали какие-то бумаги.

— Сижу, бьюсь над планом работы. В райкоме отчет требуют.

— Это не к спеху?

— Нет, нет, я же сказала, что ждала тебя. Ну, рассказывай!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза