Февраль (СИ)

– Жозефина, не ломайте комедию, – устало попросил де Бриньон, сложив руки на столе.

Что-о?! Да с каких это пор я тебе Жозефина?! Даже симпатяга Жан, добродушный румяный здоровяк, и тот посмотрел на босса с осуждением – право слово, к чему фамильярничать с этой милой женщиной?

– Я, правда, не знала об этом, – искренне сказала я, глядя на де Бриньона самыми честными в мире глазами. Мне было плевать, верит он мне или нет, но я и впрямь впервые слышала об этом. Мария Лоран, говорите? Ну, давайте так: у моего мужа была целая куча любовниц, и в Лионе, и в Париже, и с некоторыми из них я была даже знакома. Но про Марию Лоран не знала. Честно-честно! Ну, хоть вы-то мне верите? Этот-то, ясное дело, не верит, иначе не смотрел бы этим своим ястребиным взглядом…

М-м, что же делать?

– И потом, – продолжила я осторожно, – мой муж скончался два месяца назад!

– При весьма странных обстоятельствах, – тотчас же вставил своё слово де Бриньон.

– Как бы там ни было, я бы попросила не поливать грязью его, хм, доброе имя, – закончила свою фразу я, чуть споткнувшись на слове «доброе». Ха-ха-ха, слышала бы меня Франсуаза сейчас! Впрочем, хорошо, что не слышала. С ней был случился инфаркт из-за моей непросительной дерзости!

Да не могла я по-другому! Не могла я нормально разговаривать с человеком, разрушившим мою жизнь! И плевать я хотела, чем это было чревато, вот так-то!

– Хорошо, – легко сдался де Бриньон, слишком легко, чтобы пойти на попятную, разумеется, – допустим, про Марию Лоран вы и впрямь не знали. Тогда, следующий вопрос: знакома ли вам была некая Иветта Симонс?

– Очень смешно, мсье де Бриньон, – холодно ответила я, и Жан пристально посмотрел на меня, заинтересованный. Это потому, что этот невоспитанный сукин сын не соизволил представиться, а я тут, видите ли, невесть откуда знала его имя… Молодчина, Жан! Огромный тебе плюс за внимательность!

– Да или нет? – Продолжил издеваться де Бриньон.

– Разумеется, да! Мы с нею жили по соседству, и вращались в одних и тех же кругах, и было бы весьма странно, если бы мы не были знакомы, неправда ли? – Подумав, что ответ мой прозвучал недостаточно дерзко, а слова были недостаточно ядовиты, я продолжила: – К тому же, я тут неожиданно вспомнила вот что: когда-то давно, ещё до замужества, мы были близкими подругами. Нас всегда было трое: я, Иветта, и ещё одна девочка, милая Луиза, ах, простите, запамятовала её фамилию!

Де Бриньон была её фамилия.

Родная сестра этого мерзавца. Та самая, которая погибла потом, утонув в реке. Впрочем, с её смертью тоже всё было не так просто, но не об этом сейчас речь. Де Бриньон, разумеется, не оставил без внимания мой неприкрытый намёк, и дёрнулся, словно его ударили.

А я знала, куда бить. Я прекрасно помнила, как он любил сестру, и понимала, до какой степени ему тяжело малейшее упоминание о ней. Если я хотела сделать ему больно, я своего добилась. С него теперь был ответный ход.

Который, разумеется, не заставил себя долго ждать:

– Стало быть, вы с мадам Симонс были подругами детства?

– Мы с ней были подругами до моего замужества, которое она так и не смогла мне простить, – поправила его я. – Потом мы встречались, и довольно часто, но былых отношений уже не сохранили. Присутствовала даже некая холодность, если угодно. Но это вовсе не значит, что я задушила её подушкой, или чем там её задушили?

– Вы знали о её отношениях с вашим мужем?

Ладно-ладно, здесь уже не так удивительно. Разве что удивительно, откуда об этом узнал де Бриньон?

– Да, знала.

– И…

– И смотрела на это сквозь пальцы, – перебила его я, прежде чем он выскажет какое-нибудь идиотское предположение о том, что я убила Иветту из мести. – У моего мужа было много любовниц, господин комиссар. Если бы я начала убивать каждую из них, Франция и близлежащие страны захлебнулись бы в крови. – Заметив вполне искреннюю улыбку Жана, я пояснила ему: – Мой муж часто путешествовал за границу, да.

Он снова улыбнулся, видимо, ни на секунду не полагая меня виновной, а де Бриньон хмуро посмотрел на нас, будто осуждая эти любезности. Жан тотчас же подтянулся, приосанился, и нахмурился, сделав вид, что увлечён своими записями.

– Офелия де Вино вам знакома? – Продолжил де Бриньон, когда я повернулась к нему снова.

– Нет, но мне знакома эта фамилия. Себастьян де Вино, господин посол, случайно, не её родственник?

– Это её отец.

А-а, ну да, посольская дочка, ещё одна жертва Февраля! Как же, как же.

– О, боже, – уныло произнесла я. – Что, и её тоже изловчился совратить мой беспутный муж?

– Представьте себе! – С деланным сожалением сказал де Бриньон. На самом деле, я уверена, ему было ничуть не жаль. Наверняка радовался ещё, что этот подонок Рене изменял мне налево и направо, наверняка испытывал извращённое удовольствие от того, что я-то, в отличие от него самого, никогда не была счастлива в браке, ни единого чёртового дня!

Я усмехнулась, и, скрестив руки на груди, сказала:

– Ваши обвинения заведомо не имеют смысла, комиссар. Мой муж скончался два месяца назад, а с Селиной Фишер я познакомилась только позавчера утром.

Что, съел? Нечего сказать?