Февраль (СИ)

– Не подходите ко мне, – дрогнувшим голосом произнёсла я, хотя Тео ни шагу не сделал в мою сторону. Пока ещё. – Я закричу! – Предупредила я, вспомнив об Эллен в соседнем номере. Горничная услышит мой крик о помощи, и немедленно прибежит. У неё есть запасные ключи, она откроет дверь! Это меня несколько успокоило. При условии, конечно, что Эллен не заодно с этим чокнутым.

– Я прошу вас, не нужно кричать, – взмолился русский художник, видя, что я именно это и собираюсь сделать. Он выставил руку вперёд ладонью, а я отшатнулась назад, словно он мог каким-то образом дотянуться до меня за эти десять шагов, что нас разделяли. – Жозефина, вы не так всё поняли!

– Что?! – Воскликнула я хрипло. – Вы… вы не в своём уме! Вы чокнутый, психопат! Вы вломились ко мне в спальню, и…

– Жозефина, я не убийца, – мягко произнёс он.

Э-э… в самом деле? Думаю, именно эту фразу и сказал бы настоящий Поль Февраль, чтобы успокоить меня, ввести в заблуждение, а потом придушить. Например, вот этим чудесным поясом от моего шёлкового пеньюара. Я внимательно посмотрела на Тео, пытаясь понять, где он спрятал заготовленную фиалку для меня. Но в петлице у него была гвоздика, а вовсе не фиалка. Гвоздика! Я, что, похожа на этот цветок, по его мнению?!

Впрочем, на фиалку я тоже не сильно похожа – та слишком нежная, не то, что каменная Жозефина. А гвоздика – яркая и необычная, вполне подойдёт.

– Ни шагу больше, Тео! – Простонала я, заметив, что он отошёл от двери, и вознамерился сократить разделяющее нас расстояние.

– Жозефина, господи, неужели вы ещё не догадались? – С нескрываемой досадой спросил этот негодяй. И сделал ещё шаг в мою сторону.

Я попятилась и снова упёрлась спиной в трельяж, и поняла, что отступать мне некуда, разве что… балкон! Если прямо сейчас резко взять влево, попытаться проскочить под его рукой, когда он надумает схватить меня, то у меня получится выбежать на балкон! Если я не запутаюсь в занавесях, и не потеряю драгоценные секунды, то буду спасена! Я уже как раз собралась использовать свой последний шанс к спасению, а заодно и набрала побольше воздуха в лёгкие, чтобы позвать на помощь, когда Тео сказал:

– Моя фамилия Никитин.

И у меня начисто отпало желание кричать, звать на помощь, и убегать куда-либо. Я замерла, широко раскрытыми глазами глядя на него, и шумно выдохнула. А затем, нахмурившись в полнейшем недоумении, тряхнула головой:

– Но этого же просто не может быть…

– Я думал, вы сразу всё поймёте, – сказал он с улыбкой. – Ещё тогда, когда я сказал, что увлекаюсь живописью.

– Да, но… – Я растерянно заморгала, пытаясь осознать услышанное, переварить, попытаться понять. И поняла, собственно. Более того, я поняла даже, зачем он пришёл ко мне сейчас. И почему он от полиции прятался мне сразу стало ясно – не от полиции вовсе, а от Эрнеста де Бриньона, от вполне конкретного человека.

– Я любил Луизу всем сердцем, мадам Лавиолетт, – сказал мне Тео. – Мне не нужно было ничего, кроме неё. Вы даже представить себе не можете, как я её любил!

Эту пламенную страсть к живописи привила мне однажды моя подруга Луиза. Она отдавала почтение импрессионистам, и объездила все самые известные выставки во Франции, но и этим дело не закончилось. Их семья всегда была состоятельной, и не жалела средств ни на сына, ни на дочь, и однажды отец Луизы отвёз её на одну из модных выставок в Россию, в Петербург, где та и познакомилась с молодым художником по имени Фёдор Никитин.

– Тео, боже мой, – простонала я, прижав ладонь к губам. – Но как вы оказались здесь?! Таких совпадений просто не бывает! Это… это невероятно!

– Я подумал о том же самом, – с усмешкой сказал Тео. – И ладно ещё мы с вами, встретились нежданно-негаданно на горном курорте, но Эрнест! Этого-то каким ветром сюда занесло, почему именно его?! Он же граф, чёрт возьми, дворянин! Каким образом он оказался в полиции?! Боже, как только я услышал фамилию этого комиссара, ожидающегося со дня на день, я понял – мне нужно бежать, и бежать как можно скорее и как можно дальше! Нам не стоит с ним встречаться, я ведь прав?

– Думаю, нет. Не стоит.

– Вот и я так подумал, – хмыкнул Тео. – Восемь лет назад, помнится, он обещал убить меня, живьём содрать с меня шкуру за то, что я совратил его сестру. Но, Жозефина, поверьте, я искренне хотел на ней жениться! У меня не было дурных намерений, я… я, правда, хотел, чтобы она стала моей женой.

А де Бриньон-то, оказывается, тот ещё лицемер! Поглядите-ка на него, горой стоял за сестру и её добродетель, а сам? Не считал зазорным совратить дочку простого адвоката? Сукин сын. Ему, значит, можно, а Тео нельзя?!