Февральский дождь

Что там еще? В день смерти отца ты не приехал: как же, ведь главное – личный покой. Мы с Витькой выносили его вдвоем, и некому было даже открыть дверцы фургона, на котором мы должны были отвезти его в морг, и пришлось отца положить на асфальт, чтобы это проделать, – водитель отказался по причине боязни покойников. А дышащая на ладан мать, которая два месяца, медленно уходя, каждый день ждала твоего приезда – так и не дождалась. Ты приехал в утро ее смерти – и, кажется, не слишком был фраппирован…»

– Ты на похоронах родителей был? – спросила сестра.

– Конечно.

– Сказал Стасику, что тебе достаточно своего собственного осуждения?

– Он это знает.

– И тем не менее казнит тебя? Интересно. Знаешь, он лицом похож на мать. А мать ваша подкарауливала мою мать и стыдила ее: мол, как она могла выйти за Леонтия, если у него уже есть сын и есть она, гражданская жена. Тебя мать бросила, но ей за это не было стыдно, а мою мать стыдила. У мамы экзема по рукам пошла. Она потом замуж не могла выйти…

Алла заплакала. Она плакала горько, немного по-детски. Потом сказала:

– Ты меня не слушай. Мне трудно быть объективной. Я ведь совсем не знаю, как ты жил после того, как проводил меня на вокзале.

Я рассказал, очень коротко.

Алла предложила узнать, что собой представляет Стасик, так сказать, с медицинской точки зрения. Ну, вот я – шизоид. Она – депрессивный тип. А к какому разряду отнести его личность?

Мы заглянули к Арнольду. Эскулап наморщил ум, припоминая:

– Кажется, я уже диагностировал вас.

– Да, вы записали меня в шизоиды.

– Ну, не в чистом виде, – не дал мне порадоваться за себя Арнольд. – Будь вы полноценным шизиком, вы не стали бы журналистом. Шизоиды избегают контактов с людьми.

Я сказал, что это ерунда. Чем больше внутренне одинок журналист, тем глубже он погружается в тех, о ком пишет, в свое видение людей и жизни.

– Возможно, – не стал спорить Арнольд. Итак, продолжал он, – вам нужно знать, к какому психическому типу относится ваш младший брат. Скажите, как отвечает он на вопрос о своем возрасте?

– Понятия не имею. Но он очень следит за своим здоровьем. Придерживается раздельного питания. Подчеркивает, что не выглядит на свой возраст.

– Он легкий, веселый, компанейский. Внимательный и ласковый с дамами. Так?

Я кивнул: так.

– Он работает в искусстве?

Я кивнул.

– Как к вам обращается?

– Братан, брателло, старик.

– А как обращается к коллегам и начальству, слышали? Нет? Могу сказать. Боречка, Ниночка, Ванечка, Сашечка. Нежно и ласкательно. Угадал?

Арнольд не стал изображать ясновидящего. Оказывается, его родной брат тоже артист.

– Это профессия голодных людей. Им постоянно нужны оценки, каждый божий день. И, конечно, высокие оценки. Это их пища. Почему они так ласковы друг с другом? Потому что они постоянно друг дружку хвалят. Это как взаимный подкуп. Мы со своей скупостью им враги, или уж по меньшей мере, никакие не друзья. И даже не братья.

– А как объяснить, что Стасик постоянно сочиняет? – спросила Алла.

– Это опять-таки чисто актерская особенность. У них всех, за редким исключением, пылкое воображение и особенности памяти. То, что им запоминается, изменяется в их сознании до неузнаваемости. Вот такая конфузия. Я вас огорчил? Прекратите! Стоит ли переживать о неизбежном? Вашему брату просто выгодно не поддерживать с вами родственные отношения. Точнее, они ему не нужны, они ему в тягость, за исключением тех моментов, когда он любуется собой, общаясь с вами, любуясь тем, что он считает своим превосходством. Вы понимаете, о чем я толкую? Ему не нужно ваше братство, если в нем нет его превосходства. Превосходство – это то, чем он дышит, общаясь с вами. Вражда между братьями – это старо, как мир. Это было, есть и будет. Кто-то всегда выше себя понимает. А кто-то этого не признает. Как правило, младший. Но у меня другой случай. Выше себя понимает мой младшенький.

– Вы так и не назвали тип, – напомнила Алла.

Арнольд посоветовал:

– Читайте Фрица Римана, ребята, его классификацию характеров. Столько любопытного узнаете. И о других, и о себе. А если хотите оценивать людей самостоятельно, спрашивайте себя: мог ли этот человек жениться на сироте?

Он спросил у меня:

– Как поживает ваша замечательная дочь?

Узнав, что она умерла, потрясенно выдохнул:

– Как???

Я сказал, что произошло вскоре после того, как Женя показалась ему.

– Представляю, что вы обо мне подумали.

Арнольд неподдельно расстроился. А я старался экономить терпение боли. Я уже понимал, что боль не пройдет никогда. Мы выпили разведенного спирта.

Глава 78