Так чаща свежая еще таилаЛюбовника влюбленного, — воздевЧело, Диана видит, что светилоДневное в небе никнет, потускнев,Лишенное лучистости и пыла, —И вот она и лик веселый девИдут на холм, поют, непринужденны,Прекраснейшие песни и канцоны.XXIXИ Африко, очей не отрывая,Глядит и слушает. Встают, и вотЕго любимую зовет другая:«Пойдем же, Мензола!» Она встает —И так легка, подружек нагоняя!Рассыпался прекрасных нимф народПо хижинкам укромным понемногу,Диану проводивши в путь-дорогу.XXXПятнадцать было нимфе лет едва ли,Златились кудри длинные у ней,Ее одежды белизной сияли,Прекрасен был лучистый взгляд очей.Кто в них глядел, не ведал тот печали;Вид ангела, движенья — нет стройней,Рука стрелой играет заостренной.Но где теперь покинутый влюбленный?XXXIОн одинок, задумчивый, унылый,Безмерному страданью обречен.Оставленный прекрасноликой милой,Без сил прервать мелькнувший страстныйсон, —«Увы мне! О, с какою мучит силойМинувший миг блаженный! — молвит он. —Подумать только: где и как найду яТеперь ее, в отчаянье тоскуя?XXXIIНе знаю той, что вдруг меня сразила,Хоть слышал: Мензола — так имя ей.Покинув, осмеяла, изъязвила,Меня не видев, о любви моейНе ведая. О, знай: мне все не мило,И груз любви — что миг, то тяжелей!Ах, Мензола прекрасная, мне больно!Твой Африко покинут, хоть невольно!»XXXIIIПотом он сел, где милая сидела,Где только что он любовался ей,Прелестною; все глубже пламенелаОгнем кипящим грудь, все горячей,И, наземь повергаясь то и дело,Он длил игру Амуровых затей,Лобзал траву, шепча: «О, ты блаженна:Тебя касалась та, что совершенна».XXXIVИ говорил: «Увы мне! — воздыхая. —Судьбина зла. Сегодня же велаИ соблазняла — о, совсем иная!Счастливого — злосчастью обрекла, —И девушка-дитя, сама не зная,На жалкий путь страдальца повлекла.Мне нет вождя, хранителя, — все втуне.Одной любви я верен — и Фортуне.XXXVХоть знала бы она, как пламенеюЛюбовью к ней, иль видела б меня!Нет, страстью бы испугана моеюОна была, — и, всякого кляня,Кто, полюбя, владеть хотел бы ею,Она бежала б этого огня,Смятенная: она ведь ненавидитВсех нас, мужчин, какого ни увидит.XXXVIЧто делать мне? Все кончено. УжелиОткрыться ей? Себя же погубить.Молчать — нет сил, молчать всего тяжеле:Огонь в груди все будет злей томить.Так, умереть. Жалеть о жизни мне ли?Пусть этой муки оборвется нить:Ведь не погаснет этот пламень жгучий, —Смерть все равно предстанет неминучей».XXXVII