Фиалки по средам

Их приняли с тем большим радушием, что они были одни из первых гостей. Хозяева уговорили супругов Ромильи остаться к чаю и любезно предложили им осмотреть дом, парк и службы. Гастон и Валентина почувствовали, что Бернены уже начинают тяготиться тем, что, владея всем этим великолепием, лишены возможности похвалиться им перед соседями.

Бернен, привыкший полновластно распоряжаться на своём заводе, и поныне сохранил повелительный голос и манеру не допускающим возражения тоном высказываться о предметах, о которых не имел ни малейшего понятия, и всё же он производил впечатление добряка. Валентину растрогала любовь, которую он выказывал жене, маленькой пухленькой блондинке, нежной и весёлой. Однако гостью покоробили слова, услышанные от госпожи Бернен, когда, осматривая второй этаж и восторгаясь тем, как неузнаваемо преобразился замок в такой короткий срок, она похвалила ванные комнаты, размещённые в толще старых стен, в нишах, и лифты, устроенные в башнях.

— Да, — сказала госпожа Бернен, — Адольф хотел, чтобы в Шардейле всё было образцовым… Правда, пока здешний замок для нас всего лишь загородный дом, но Адольф знает, что когда он умрёт — надеюсь, конечно, что это случится не скоро, — я поселюсь именно здесь, и хочет, чтобы в деревне меня окружал такой же комфорт, как в городе… Может быть, вы слышали, у Адольфа от первого брака много детей… Вот он и принял меры предосторожности: Шардейль куплен на моё имя и полностью принадлежит мне.

На лугу неподалёку от замка строения бывшей фермы были переоборудованы под конюшни. Гастон восхитился красотой лошадей, великолепием упряжи, выправкой конюхов.

— Лошади — моё любимое развлечение, — оживлённо сказала госпожа Бернен. — Мой отец служил в кирасирах и с колыбели приучал нас к седлу.

Она потрепала по холке великолепного коня и со вздохом добавила:

— Правда, содержание конюшни обходится очень дорого… Но Адольф и об этом позаботился. В завещании предусмотрены специальные средства для конного завода на территории парка Шардейль… И всё это помимо моей доли наследства, не правда ли, Адольф? Таким образом, понимаете, мне не придётся платить лишних налогов.

Разбивка парка ещё не была завершена, но уже можно было угадать общий рисунок цветника. В местах, к которым архитектор желал привлечь взгляды гуляющих, стояли прекрасные статуи. Посредине продолговатого бассейна на искусственном островке из железобетона рабочие возводили романтическую колоннаду. Хозяева и гости вступили в длинную каштановую аллею. Она обрывалась у группы маленьких строений в стиле перигорских ферм, крытых старой черепицей.

— А я и не знала, что здесь деревня, — заметила Валентина.

— Это вовсе не деревня, — смеясь, пояснила госпожа Бернен, — здесь живут слуги. Адольф надумал поселить их в отдельных домиках. Правда, мило? Это сыграет мне на руку… в будущем, конечно… Среди нашей прислуги есть несколько супружеских пар — люди очень преданные, и я хотела бы удержать их у себя, даже когда овдовею… Ну так вот, Адольф откажет каждой семье домик, в котором она живёт, оговорив в особом пункте, что право на владение аннулируется в случае, если слуга от меня уходит… Таким образом, мои люди не только будут связаны со мной, но и частично вознаграждены за свой труд, причём мне это не будет стоить ни гроша. Так что я могу ни о чём не беспокоиться. Всё это, конечно, тоже не считая доли в наследстве… И дети Адольфа ни к чему не смогут придраться.

— Вы уверены, мадам? Разве это по закону? — спросил Гастон Ромильи.

— Ах, господин Ромильи, вы не знаете Адольфа… Он несколько часов кряду просидел со своим адвокатом, изыскивая наилучшую форму для завещания. Вы и представить себе не можете, как он внимателен ко мне, несмотря на свои медвежьи манеры. Правда, Адольф?

Она взяла старика под руку, и тот что-то нежно проворчал. Прогулка затянулась, потому что гостей заставили осмотреть и образцовую молочную ферму, и птичий двор, где кудахтали сотни белоснежных кур какой-то особенно редкой породы. Когда супруги Ромильи наконец очутились одни в своей машине, Валентина спросила:

— Как тебе понравилась эта пара, Гастон?

— Бернен мне понравился, — ответил муж. — Он грубоват, самодоволен, но, думаю, в глубине души он добрый малый… А она какая-то чудачка…

— Чудачка? — переспросила Валентина. — По-моему, она просто дрянь… На каждом слове — завещание да завещание… «Когда я овдовею… надеюсь, конечно, не скоро…» Обсуждать в присутствии этого бедняги всё, что случится после его смерти! Я просто места себе не находила, не знала, что сказать…

Они долго молчали, а машина мчалась через окутанные мглой луга и заросшие тополями долины. Га-стон, сидевший за рулём, не спускал глаз с дороги, на которую то и дело выбегали дети, возвращавшиеся из школы. Наконец он сказал:

— А знаешь… Вообще-то говоря, он поступил разумно, приняв меры предосторожности. После его смерти жена будет застрахована от всех превратностей… Я его слушал, а сам думал о нас… Напрасно я не составил завещания. Надо будет этим заняться.

— Господь с тобой, милый… Не пугай меня… Во-первых, я умру раньше…