Я хотела читать дальше. Хотела узнать, что произошло между Эстер и Эллиотом, из-за чего они расстались. И я, как Эстер, беспокоилась, жив ли ее возлюбленный. Я переживала за Бобби, славного честного Бобби, и за малышку. Бросит ли их Эстер, если Эллиот вернется домой? Но денек выдался долгий, и у меня слипались глаза.
Глава 6
— Вчера вечером звонила твоя мама, — сказала за завтраком Би, уткнувшись в газету «Сиэтл таймс».
Лицо Би хранило непроницаемое выражение — как всегда, когда она говорила о моей матери.
— Сюда? — удивилась я, намазав тост толстым слоем масла. — Странно. Откуда она узнала, что я здесь?
Мы с мамой никогда не были близки в общепринятом смысле. Конечно, мы разговаривали по телефону, и я довольно часто приезжала к родителям в Портленд, но какая-то часть маминой души оставалась для меня закрытой. Наши с ней отношения всегда омрачало скрытое неодобрение, причину которого я не понимала. Она сильно расстроилась, когда в колледже я выбрала курс писательского мастерства. «Такая ненадежная профессия! Неужели ты и вправду хочешь этим заниматься?» Тогда я просто отмахнулась. Ну что моя мать может знать о жизни писателей? Тем не менее, мамины слова преследовали меня в течение долгих лет, не давали покоя, и в конце концов я сама засомневалась — а вдруг она права?
Пока я пыталась преодолеть мамино недовольство, ее отношения с Даниэль, моей младшей сестрой, складывались как нельзя лучше. Когда мы с Джоэлом решили пожениться, я спросила маму, можно ли мне надеть бабушкину фату, ту самую, которую я много раз примеряла в детстве. Но вместо того, чтобы благословить меня, мать покачала головой: «Фата тебе не пойдет. Вдобавок она порвана». Было очень обидно, тем более что через три года Даниэль пошла под венец в этой кружевной фате, тщательно заштопанной и отутюженной.
— Она позвонила тебе домой, и твоя подруга сказала, что ты здесь, — пояснила Би.
Судя по голосу, ей явно нравилось, что мама не в курсе всех событий моей жизни.
— А зачем звонила, не сказала? Что-нибудь важное?
— Нет. — Би перевернула страницу. — Просила, чтобы ты перезвонила, когда сможешь.
— Хорошо, — кивнула я, отхлебнув кофе. — Би, что между вами произошло?
Ее глаза расширились. Я поняла, что застала Би врасплох. Раньше я никогда не интересовалась семейными делами. Мы обе ступили на неизведанную территорию, но что-то придало мне сил.
Би опустила газету.
— Что ты имеешь в виду?
— Между вами определенно чувствуется натянутость. Я давно хотела спросить, почему вы не любите друг друга.
— Неправда, я очень люблю твою маму.
Я почесала нос.
— Что-то не верится. Почему вы почти не разговариваете?
Би вздохнула.
— Долгая история.
— Ничего, сокращенная версия меня вполне устроит.
Я придвинулась ближе, обхватила колени руками. Она кивнула.
— В детстве твоя мама часто у меня гостила. Я всегда ей радовалась, и твой дядя Билл тоже. Но однажды все изменилось.
— Как это?
— Ну, — начала Би, тщательно подбирая слова, — твоя мама начала задавать вопросы о своей семье.
— Что еще за вопросы?
— Она хотела узнать правду о своей матери.
— Бабушке Джен?
Би отвела взгляд и стала смотреть в окно на воду. Бабушка Джен умерла лет десять назад. Дедушка сильно горевал, и моя мама тоже, хотя у них с бабушкой были сложные отношения. Как ни ужасно признать, я отнеслась к смерти бабушки довольно спокойно, и вовсе не потому, что она плохо со мной обращалась. Каждый год, даже после того, как я окончила колледж, она поздравляла меня с днем рождения — присылала открытки с пожеланиями, написанными красивым почерком, таким витиеватым, что я не могла его расшифровать без помощи папы. У нее на каминной полке стояли наши с сестрой фотографии. И все-таки бабушке Джен чего-то недоставало, а чего именно — я так и не смогла понять.
Когда мама была маленькой, бабушка с дедушкой перебрались с острова на восток штата Вашингтон, в городок Ричланд, скучный и унылый, как вареная брокколи. Однажды я подслушала разговор Би с дядей Биллом. Она говорила, что бабушка и дедушка «прячутся» там слишком долго и что бабушка не разрешит деду вернуться домой, на остров.