Фиалковое зелье

Слушая его, артиллерист озадаченно нахмурил брови.

– Зачем? – напрямик спросил он.

– Не знаю, – честно ответил Гиацинтов. – Но, кроме этого, у нас пока ничего нет. Доедай свое пирожное, мы сейчас нанесем туда визит.

– Понял, – кивнул артиллерист, и пирожное, лежавшее на его тарелке, скрылось из глаз еще быстрее, чем два гривенника в руке станционного смотрителя.

– А ты, Август, – обратился Владимир к поляку, – можешь погулять пока, развеяться. В конце концов, ты вовсе не обязан с нами искать нашего… беспутного друга.

– Да вы что, господа? – обиделся Август. – Как же я могу вас бросить – мало ли что случится! Вдруг вам понадобится моя помощь? Нет-нет, вы от меня не отделаетесь, даже не надейтесь!

– Ладно, – решился Владимир. – Тогда пойдем все вместе.

Он доел мороженое, лучезарно улыбнулся хромоногой девушке, которая по-прежнему подметала пол, и поднялся из-за стола.

Глава 12

Дом, в котором никто не живет. – Явление ключницы. – Трость, которая ни с того ни с сего вознамерилась поплавать. – Неожиданная находка, проливающая свет на многое.

Владимир толкнул калитку, которая со скрипом отворилась, и трое друзей гуськом зашли в маленький сад, окружавший дом.

«Почему меня не покидает какое-то тягостное чувство?» – спрашивал себя Владимир и не находил ответа.

– Хороший дом, – сказал Добраницкий, важно постукивая по дорожке своей новенькой тросточкой.

Балабуха тревожно кашлянул.

– По-моему… э… тут никто не живет.

Но Владимир только упрямо покачал головой.

– Зачем Жаровкину наблюдать за домом, в котором никто не живет? Кто-то да должен здесь находиться!

– Зачем ему вообще наблюдать за каким-то домом? – упрямо возразил артиллерист. – Какой в этом смысл, объясни мне?

– Может, ваш друг занимался шантажом? – оптимистично предположил Добраницкий. Заметив негодующие взгляды друзей, он только плечами пожал. – А что? Шантаж, если за него браться с умом, – страшно прибыльное дело!

Офицеры переглянулись. В самом деле, шантаж куда лучше, чем продажа секретных сведений, объяснил бы неожиданное исчезновение Жаровкина.

Каждый день он сидел в «Венской усладе»… Каждый день наблюдал за этим домом…

Нет, что-то тут нечисто.

– Что угодно господам? – спросил дребезжащий старческий голос.

И перед троицей друзей предстала древняя сморщенная старуха. На поясе у нее висело множество ключей.

– Э… гм… – сказал Владимир. – Мне говорили, что этот дом сдается.

Он широко улыбнулся, но его шарм, действовавший безотказно на молоденьких девушек, по-видимому, не произвел на старуху никакого впечатления.

– Вы ошибаетесь, – холодно сказала она. – Этот особняк принадлежит покойному графу фон Рихтеру и никогда не сдавался внаем.

«Принадлежит – покойному? – мелькнуло в голове у Владимира. – Как покойному вообще может что-то принадлежать?»

– Скажите, а граф фон Рихтер… – начал он, пытаясь удержать старуху, которая явно собралась выпроводить их отсюда. Но тут в беседу встрял невыносимый Добраницкий.

– Интересно, а граф фон Рихтер – это случайно не тот самый, что был женат на панне Бельской из Варшавы?

Старуха повернулась, на ее лице мелькнуло удивление.

– Верно, сударь, это она самая и есть. А откуда…

– О! – воскликнул Август. – Так я ведь ее дальний родственник! Верите ли, когда-то даже ухаживал за ней, но она предпочла графа. – Август скорбно покачал головой. – Неудачный был брак, весьма неудачный! Говорят, граф был малость не в себе.

– Мир его праху, – кисло сказала старуха. – Должна сказать, сударь, что вы недалеки от истины, хотя так говорить и не подобает.

– Он, кажется, покончил с собой? – с умным видом спросил Август.

– Застрелился, – отозвалась старуха. – Туда ему и дорога, пустой он был человек, пустяковый. – Она прищурилась. – А вы, сударь, значит, поляк?

– Ну разумеется! – обидчиво воскликнул Август, после чего двое компатриотов завязали живую беседу по-польски. Судя по тому, что старуха несколько раз улыбнулась, а однажды даже рассмеялась, отчего морщин на ее лице стало в два раза больше, дело явно шло на лад.

Пока они разговаривали, Балабуха переминался с ноги на ногу, а Гиацинтов стоял в стороне и грыз ногти, как всегда, когда ему приходилось сильно нервничать. С детства он не мог избавиться от этой привычки, хотя прекрасно сознавал, насколько она нелепа.

Наконец Август снял цилиндр, низко поклонился противной ключнице и отпустил ей какой-то витиеватый комплимент, на который она засмеялась и махнула рукой. После чего улыбающийся поляк вернулся к друзьям, а ключница поднялась по ступенькам и скрылась в доме.

– Ну, что? – набросился на Августа Балабуха. – Что она тебе сказала?

– Панна Бель… то есть графиня Рихтер в этом доме больше не живет, – доложил Добраницкий, блестя глазами и покачиваясь на носках. – Уехала в конце апреля, и с тех пор в доме никто не появлялся.

– Скажи, Август, – неожиданно спросил Владимир, – а ты и вправду ей родственник?

– Кому? – поразился Добраницкий.

– Ну, этой… панне Бельской?