Фиалковое зелье

– Увы, господа, следует признать и то, что мы сами подали повод этой державе для вмешательства в наши дела. Пока была жива мадам Екатерина, которая, кстати сказать, была исконной немецкой принцессой, она умела обуздывать алчность своих подданных. Но вот великая государыня покинула этот мир, и вы сами знаете, кто вскоре в него явился. Я говорю о человеке, которому угодно было называть себя императором Наполеоном. Его царствие длилось столько, сколько было угодно всемогущему Богу, а потом он пал. Москва нанесла ему первый удар, Москва же его и добила. И российский император Александр, как победитель, въехал в Париж на белом коне. Я не буду здесь рассуждать о личности покойного императора, достаточно лишь сказать, что он запятнал себя убийством родного отца. Однако, как мы все знаем, мир принадлежит тем, кто выиграл, а не тем, кто проиграл. С тех пор, как русские разгромили Наполеона, они считают Европу своей вотчиной и с упорством, достойным лучшего применения, отстаивают в ней свои интересы. Огромная, безобразная страна, которая существует лишь несколько столетий и в которой до сих пор ведут постыдную торговлю людьми, – да, господа, теперь эта дикая варварская страна порывается заправлять в Европе, как в какой-нибудь петербургской гостиной.

Господа согласно закивали и завздыхали. Графиня Рихтер поднесла к глазам вышитый кружевной платочек.

– Можем ли мы равнодушно смотреть на то, как император Николай на каждом шагу указывает нам, чего мы должны, а чего мы не должны делать? Должны ли мы молчать, когда петербургский деспот расширяет свою и без того несуразно большую империю, отхватывая все б'ольшие куски на Кавказе и в Азии? А что будет потом? Может быть, Афганистан, за которым начинаются индийские владения наших английских друзей? (Толстый Сандерсон беспокойно шевельнулся в кресле.) Или Константинополь, права на который уже давно и, к счастью, безуспешно пытаются заявить русские цари? А может быть, царю варваров приглянется Восточная Пруссия, по соседству с которой располагается захваченная незаконно Польша, на которую у России никогда не было никаких прав?

«Наверное, они были у прусского Фридриха и австриячки Марии-Терезии, когда они принимали деятельное участие в дележе этого лакомого пирога», – мелькнуло в голове у Владимира.

– Довольно! – патетически вскричал Зидлиц. – Мы более не позволим русскому деспоту с оловянными глазами навязывать нам свою волю. Вы прекрасно знаете, дамы и господа, над чем мы трудимся все последние месяцы. Российская империя мнит себя сильной, но она слаба! Достаточно как следует щелкнуть Николая по носу, и эта огромная держава развалится на части. Вопрос лишь в том, как именно нанести удар.

– Вот именно, дорогой месье, – подал голос невзрачный господин – тот самый, который в трактире «Золотой лев» выговаривал Ферзену за нерадивость и позже возглавлял нападение «разбойников». – Должен признаться, что я с нетерпением жду объяснений по этому поводу. Моя страна не может позволить себе воевать с Россией, да и, насколько я представляю себе положение дел, мистер Сандерсон тоже не жаждет втянуть свою державу в военный конфликт… равно как и вы, уважаемый. Кроме того, нападение извне обычно пробуждает в людях, подвергшихся нападению, такую вещь, как патриотические чувства, которые в мирное время никому не нужны, а в военное могут сыграть колоссальную роль. Его величество Луи-Филипп уже всесторонне обдумал эту проблему и дал понять, что война с Россией чревата массой сложностей, которые могут оказаться непреодолимыми. Впрочем, обо всем этом я уже вам говорил.

– Терпение, месье, терпение, – отозвался Зидлиц. – Ни о какой войне не может быть и речи… по крайней мере, с нашей стороны. Вы только представьте себе возможные потери в борьбе с такой обширной империей! Нет, нам куда больше подойдет война внутри России… гражданская война, то есть худшая из всех войн, какие только существуют в природе – когда все против всех и все с удовольствием убивают друг друга. Никакого патриотизма, человек низведен до состояния животного, правительство тщетно пытается навести порядок… Страна, охваченная гражданской войной, фактически перестает существовать и уж, во всяком случае, более не играет на мировой арене никакой роли!

Графиня Рихтер нахмурилась.

– Так я и знала, – с раздражением бросила она. – Вы опять готовы подстрекать нас к восстанию, проливать польскую кровь, обещать поддержку, а в решающий момент спрячетесь в кусты! Да, да, Зидлиц, вы не ослышались – в кусты! – Глаза ее метали молнии. – Вы используете нас, вы всегда нас используете, когда заходит речь о борьбе с русскими, а потом бросаете на произвол судьбы! Сколько наших полегло во время восстания тысяча восемьсот тридцатого года? Сколько еще должно погибнуть, обслуживая ваши интересы? А сколько вы нам обещали тогда! И что? Выполнили вы хоть одно из своих обещаний, за исключением крайне скверного оружия, которое вы по завышенной цене продали нашим войскам?

– Розалия! – тихо вскрикнула шатенка.