Фиаско 1941. Трусость или измена?

Какие у Сталина были альтернативы в начале 1941 года? В сущности, никаких. Горячие головы, которые предлагают задним числом нападение на Германию как решение всех проблем, совершенно не учитывают тот факт, что без подготовки театра военных действий, усиления транспорта и сосредоточения войск не получилось бы серьезного эффекта. Максимум чего можно было достичь в особо благоприятных условиях, так это несколько успешных сражений, а дальше поражение и общее отступление, как в Первую мировую войну. Немцы, как уже говорилось, имели лучший железнодорожный транспорт, мобилизованный автомобильный транспорт и смогли бы очень быстро сосредоточить в Польше большую часть имеющихся у них сил и перейти в наступление. В итоге получилась бы та же самая «Барбаросса». Помимо этого, нападение СССР на Германию означало также вступление в войну других членов Тройственного пакта: Японии и Италии. В случае с Японией это означало бы для СССР войну на два фронта. Наконец, в случае нападения СССР на Германию ни Великобритания, ни США вовсе не поспешили бы на помощь, поскольку перед ними открывалась прекрасная возможность втянуть континентальные державы во взаимно истребительное противоборство и на этом получить военные и политические преимущества. Итак, сотрудничество с Германией и «не поддаваться на провокации» – это был единственно возможный политический курс Советского Союза с осени 1940 года до лета 1941 года.

Вынужденное решение

Дезинформация, настойчиво и целенаправленно распространяемая по всем каналам (спецслужбы, посольства, официальные источники, средства массовой информации, слухи), в определенной степени достигла своей цели, даже при всем критическом отношении советского руководства к позиции Германии. Сталин и Молотов стали ожидать переговоров с Германией, которые должны были улучшить отношения между двумя странами и, соответственно, привести к значительной отсрочке германской агрессии.

Все свидетельствовало об этом: проект соглашения о присоединении Советского Союза к Тройственному пакту, пышная встреча нового советского полпреда В.Г. Деканозова (который до своего назначения в Наркоминдел был заместителем начальника Главного управления госбезопасности НКВД СССР – факт, показывающий, что Сталин вовсе не бросил намерение разведать намерения Германии) и его торжественный прием для вручения верительных грамот, многочисленные заверения, что будут вот-вот закончены предложения для дальнейших переговоров. Деканозова особо обхаживал руководитель президентской канцелярии фюрера Отто Мейснер, который встречался с ним каждую неделю[229]. Выбор Мейснера был обусловлен тем, что руководитель канцелярии хорошо говорил по-русски и был очень опытным, искушенным политиком и чиновником, о чем говорит тот факт, что он возглавлял канцелярию рейхспрезидента с 1919 по 1945 год, пережив трех рейхспрезидентов, в том числе и фюрера.

Задачей Мейснера было убедить Деканозова в улучшении советско-германских отношений, а также дезинформировать его относительно истинных намерений. Опытный чиновник делал это умело и тонко. Во время одного из визитов Деканозова Мейснер положил на стол карту Ближнего Востока и, когда советский посол ею заинтересовался, увел разговор на тему ближневосточных планов Германии.

Предложение присоединиться к Тройственному пакту было нужно для того, чтобы вызвать интерес и приковать внимание советской стороны. Дальше высшее германское руководство стало тянуть время, обещая непременное продолжение переговоров. В этом ожидании прошли весенние месяцы 1941 года. В это же время поступали многочисленные разведданные, свидетельствующие о том, что Германия сосредотачивает силы и явно готовит нападение. Причем это были не просто предупреждения, полученные из косвенных источников, а такие прямые факты, как сосредоточение в Жешуве парка для перешивки советской колеи и организации железнодорожной дирекции для управления железными дорогами на советской территории. И в это же время собственные военные приготовления на границе были страшно далеки от самой минимальной готовности! Можно себе представить нервозную атмосферу тех дней, когда обстановка усугублялась на глазах, а собственные возможности были очень и очень малы.