Фиаско 1941

Вслед за «капитаном Ледокола» потянулись и его сторонники, которые, словно по команде, тоже обходят этот вопрос стороной. У Марка Солонина в его пухлых томах тоже не нашлось для этого места. Он, при всей своей многословности и писучести, совершенно обошел этот вопрос стороной – у него ведь уже есть теория, которая «все объясняет». Какое, мол, еще построение войск, если войска эти были готовы разбежаться по лесам в любой момент? «Бочка без обручей», «колосс на глиняных ногах» и так далее. Даже М.И. Мельтюхов, который изучал планы прикрытия границы побольше, чем кто-либо из других сторонников Виктора Суворова, также почему-то не дошел до изучения этого вопроса о позициях сторон, ограничившись лишь общим подсчетом сил.

Эта еще одна фигура умолчания появилась неслучайно. Доступные нам сведения, в том числе происходящие из работ непосредственных участников событий, показывают, что построение Красной Армии в последний день войны исключало какие-либо наступательные действия.

Тонкая оборонительная линия

День 21 июня 1941 года, который часто представляют как «последний мирный день», был, как видно по целому ряду источников, весьма напряженным днем. Немецкие войска вышли на исходные позиции для перехода границы и наступления, велось интенсивное прощупывание границы, шла переброска диверсионных и разведывательных групп и воздушная разведка противника.

За 19–21 июня 1941 года пограничники отметили 55 случаев нарушения воздушной границы[175]. В ряде случаев пограничники замечали скопление противника на сопредельной территории. Так, сосредоточение немецких войск за Бугом не было секретом для Брестского погранотряда. 20 июня польский крестьянин Иосиф Барджинский предупредил его о готовящемся нападении. Разведотдел погранотряда ночью на 21 июня отправил разведчика за Буг, который вскоре вернулся и сообщил, что весь противоположный берег забит немецкими войсками и средствами переправы, готовыми к немедленным действиям[176].

К обороне готовились все приграничные округа, и в них шла интенсивная и бурная деятельность. Вот Марк Солонин привел занятный список подготовительных мер в ПрибОВО накануне войны:

к 19 июня – доложить порядок прикрытия от пикирующих бомбардировщиков крупных железнодорожных и грунтовых мостов, артиллерийских складов и важнейших объектов,

к 20 июня – обеспечить развертывание узлов связи,

к 21 июня – обеспечить затемнение городов, представить план разрушения мостов, создать склады противотанковых мин, взрывчатых веществ и противопехотных заграждений, собрать в округе все бензоцистерны и передать их 3-му и 12-му мехкорпусам[177]. И это только один приказ командующего ПрибОВО генерал-полковника Ф.И. Кузнецова от 18 июня 1941 года. Как видим, работы в «последний мирный день» в приграничных округах было более чем достаточно.

Основные силы армий прикрытия должны были быть выдвинуты на оборонительную линию, проходившую за пограничниками (советские пограничники были весьма серьезной силой; к началу войны вдоль западной границы было 47 сухопутных и 6 морских погранотрядов, 9 отдельных комендатур и 11 полков общей численностью 100 тысяч человек[178]), в 8–10 км от границы. Для занятия этого рубежа обороны выделялось более половины сил армий прикрытия, тогда как за ними других оборонительных рубежей не готовилось. За полосой обороны, в 30–40 км от границы, располагались механизированные соединения армий, которые должны были контратаковать прорвавшегося противника. Это были предвоенные планы прикрытия государственной границы, которые так и не были выполнены.

Вокруг этого плана прикрытия было написано и сказано очень много, высказывались противоположные мнения. Сторонники Виктора Суворова всеми силами пытаются доказать, что это была «готовая к нападению» Красная Армия, которой оставались считаные дни для «вторжения в Германию». Марк Солонин даже считает, что нельзя говорить о прикрытии границы: «Иногда точное выражение «прикрытие мобилизации, сосредоточения и развертывания» заменяется внешне похожим «прикрытие границы». Эта небольшая на первый взгляд неряшливость в терминологии была и остается краеугольным камнем, на котором строится большая ложь о начале войны»[179]. Только это не более чем игра фразой. На деле прикрытие границы и недопущение ее прорыва противником – это и есть прикрытие мобилизации.

Военные историки, в том числе и военачальники, лично принимавшие участие в приграничном сражении, в один голос заявляют, что план прикрытия границы с задачей не допустить прорыва вражеских войск на территорию Советского Союза был нереальным. «Основным недостатком окружного и армейского планов являлась их нереальность», – отмечает Л.М. Сандалов[180]. Мнения, как видим, самые противоположные: от готовности к вторжению до нереальных задач даже для обороны.