Фиаско

У него уже было лицо, легкие, ноздри, рот и глаза – незрячие. Он решил сжать руки в кулаки. Он прекрасно помнил, что такое руки и как их стиснуть. Несмотря на это, он не ощутил ничего, и тут же вернулся страх, уже разумный, основанный на мысли: или паралич, или я потерял руки и, может быть, ноги. Вывод казался противоречивым: ведь легкие у него были, это наверняка, а тела не было. В его мрак и страх вторглись мерные, далекие, глухие тоны – кровь? А сердце? Билось. Как первая весть извне пришли звуки речи. Слух вернулся к нему внезапно, хотя и ослабленный, и он, зная, что разговаривают двое – различались два голоса, – не понимал, что они говорят. Язык был знакомый, только слова неясны, как предметы, видимые через запотевшее стекло или сквозь туман. По мере того как он сосредоточивался, слух обострялся, и удивительное дело: обретя слух, он вышел из рамок себя. Оказался в каком-то пространстве, где был низ, верх, стороны. Он еще успел осознать, что это означает тяготение, прежде чем целиком ушел в слух. Голоса были мужские: один выше и тише, другой низкий – баритон, как будто совсем близкий. Кто знает, может, он сумел бы отозваться, если бы попробовал. Но ему хотелось сначала слушать – не только с надеждой и с интересом, но и потому, что это было великолепно – так хорошо слышать и все лучше понимать речь.

– Я бы подержал его еще на гелии. – Это был голос, звучавший вблизи, по нему можно было предположить, что его обладатель – крупный, крепкого сложения мужчина: столько было в нем силы.

– А я нет, – ответил дальний, молодой голос.

– Почему? Это не повредит.

– Посмотри на его мозг. Нет, не calcarina. Правый temporalis[5]. Центр Вернике. Видишь? Он уже слышит.

– Амплитуда мала, я сомневаюсь, понимает ли.

– Уже обе лобные доли; в сущности, это норма.

– Я вижу.

– Вчера альфы еще почти не было.

– Потому что он был в гипотермии. Это нормально. Понимает или нет – азота все-таки пока слишком много. Я добавлю гелия.

Долгая тишина и мягкие шаги.

– Погоди – смотри…

Это был баритон.

– Он очнулся… ну что ж…

Остального он не расслышал, они шептались. К нему пришла ясность мысли. Кто разговаривал? Врачи. Несчастный случай? Где? Кто я? Мысли мелькали все быстрее, а те перешептывались, перебивая друг друга.

– Хорошо, лобные превосходно, но с таламусом что-то не так… переключи ниже… не могу разобрать… Дай Эскулапа. Или лучше Медиком… Так. Поправь изображение. Как спинной мозг?

– Близко к нулю. Это странно.

– Скорее странно, что не на нуле. Покажи дыхательный центр… хм…

– Стимулировать?

– Нет, зачем. Еще надышится сам. Так вернее. Только над хиазмой…

Что-то коротко звякнуло.

– Он не видит, – с удивлением сказал молодой голос.

– Девятка у него уже действует. А видит ли он что-нибудь, мы сейчас проверим.

В молчании и тишине он услышал металлическое пощелкивание. И увидел сероватый слабый свет.

– Ага! – торжествующе произнес баритон. – Это было только на синапсах. Зрачки реагируют уже неделю. Впрочем, – добавил он тише, – он не сможет…

Неразборчивый шепот.

– Агнозия?

– Что ты. Хорошо, если… посмотри на высшие составляющие…

– Память восстанавливается?

– Не знаю, не могу сказать ни да, ни нет. А картина крови?

– В норме.

– Сердце?

– Сорок пять.

– Систолическое давление?

– Сто десять. Может быть, отключить?

– Лучше не надо. Подожди. Небольшой импульс в спинной мозг…

Он почувствовал, как в нем что-то дрогнуло.

– Возвращается тонус мускулов, видишь?

– Я не могу одновременно смотреть на миограммы и на мозг. Шевелится?

– Руки… непроизвольно.

– А сейчас? Следи за лицом. Моргает?

– Открыл глаза. Видит?

– Еще нет. На сколько реагируют зрачки?

– На четыре люкса. Даю шесть. Видит?

– Нет. То есть ощущает свет. Это реакция таламуса. Пусть Медиком проверит электроды и даст ток. О! Прекрасно…

Во тьме он увидел над собой что-то бледно-розовое и блестящее. И тут же услышал голос, прерываемый дыханием:

– Ты вне опасности. Ты будешь здоров. Не пытайся говорить. Если понимаешь меня, дважды закрой глаза. Два раза.

Он послушался.

– Прекрасно. Я буду говорить с тобой. Если не поймешь, моргни один раз.

Он изо всех сил старался разглядеть это бледное и розоватое, но не мог.

– Пытается тебя увидеть, – послышался другой, дальний голос. Откуда он это знал?

– Ты увидишь и меня, и все, – медленно говорил баритон. – Нужно набраться терпения. Понимаешь?

Он подтвердил морганием.

Хотел отозваться, но внутри только что-то хрипнуло.

– Нет, нет, – укорил его тот же голос. – Разговаривать рановато. Не можешь говорить, ты интубирован. Воздух поступает тебе прямо в трахеи. Ты не дышишь сам – мы дышим за тебя. Понимаешь? Хорошо. Сейчас ты уснешь. Когда проснешься и отдохнешь, поговорим. Ты все узнаешь, а сейчас… Виктор, усыпи потихоньку… хороших снов…