– Вызовите, черт бы всех побрал, вызовите!
– Нет, – умолял Рафик, морщась от боли. – Милиция… Они…
– Ты что, умереть хочешь?
Он решительно кивнул головой и попытался выпрямиться:
– Да лучше сдохнуть, чем попасть за решетку, на нары…
– Нет, ты не пойдешь в тюрьму и не умрешь. – Я помог ему встать и повел к выходу.
Таня Чуркина, должно быть, решительно настроилась заполучить назад отцовские награды, ибо пальба и шумиха в забегаловке ее не испугали, она ждала меня. Но когда я вывалился из двери в обнимку с раненым Рафиком, у нее даже челюсть отвисла. Мы заковыляли к машине, и она с готовностью бросилась ко мне, помогая усадить Рафика на заднем сиденье. Похоже, ее совсем не волновало, что кровь может запачкать новенькую обивку «Лады».
– Поедем как можно скорее, прямо по осевой. Адрес: Мясницкая, 63.
– Зачем? – опасливо встрепенулся Рафик, он побледнел, едва Чуркина прибавила скорость. – Что там такое?
– Там живет доктор.
– Лучше найти такого, который заткнется, если дать ему на лапу, – слабым голосом пошутил он.
– Он еще лучше – ему можно довериться.
– Ты уверен?
– Нет. Но я когда-то был женат на этом докторе.
13
«Лада» Тани Чуркиной мчалась по Садовому кольцу, затем повернула на Мясницкую и покатила уже по старой Москве. Заметно темнело.
– Последний дом справа, – подсказал я Тане. – Поворачивайте в этот проулок.
Как и многие дома в исторической части города, дом 63 реставрировался, поэтому его фасад закрывали леса, а у парадного подъезда громоздилась куча всякого строительного мусора. Лихо выкручивая руль, Чуркина подъехала к ступенькам лестницы, ведущей к служебному входу.
Поставив тормоза машины на ручник, она быстро выскочила и побежала вперед, чтобы открыть дверь.
– Надо перевязать рану, чтобы прекратилось кровотечение, – объяснил я Рафику, приводя его в сидячее положение. В уголках рта у него мелькнула слабая улыбка. Он был очень бледен и вот-вот мог потерять сознание. Я уже просунул под него руку, чтобы он не завалился, но в этот момент подбежала Чуркина.
– Дверь заперта, – сообщила она.
– Вот черт! Посидите с ним.
Подбежав к двери, я дернул ее изо всех сил – да что толку. Я вскарабкался по шатким лесам наверх и заглянул в окно – там оказался приемный покой, народу полным-полно – все стулья заняты. Несколько больных стояли в очереди к регистрационному столику, за которым усталая медсестра что-то торопливо записывала в журнал. Да, моя бывшая жена была права, когда решила избавиться от меня и от бремени политической обузы, связанной с моим диссидентством.
Следующее окно было задернуто занавеской полностью, если не считать некоей щелки. За столом сидела с какой-то историей болезни сама Александра Серова, женщина, обещавшая мне любовь, уважение и ласку до гробовой доски. Видимо, она только что отпустила одного больного, а другой еще не вошел. Она одна. Это то, что надо.
Только я хотел стукнуть в окно, как она встала и пошла к двери; медицинский халат негнущимися складками топорщился у нее на спине. Я негромко постучал. Она остановилась и оглянулась вокруг, ища глазами, откуда стук. Я снова постучал, уже громче и настойчивее. Тут она посмотрела на окно и с опаской подошла к нему, загородив собой мою щелку.
– Александра?! – тихонько позвал я. И тут все завертелось.
Впервые за долгие годы мы очутились лицом к лицу. Увидев меня на строительных лесах, она испуганно отшатнулась, раскрыв глаза и явно не доверяя себе. Через изморозь стекла я разглядел, как в тумане, классические черты ее лица, похожие на нарисованные. Как всегда, она была прекрасна, от нее так и веяло целительной добротой Гиппократа, предназначенной страждущему больному.
Сейчас я помнил лишь одно: нужно спасать жизнь, уходящую из человека, что сидит там, в «Ладе».
– Служебный вход заперт! – крикнул я, энергично показывая на него руками. – Дверь, Алекс! Открой дверь!
– Обойди кругом! – громко пояснила она, не догадываясь, почему я заглядываю в окно с лесов.
– Не могу. Нужна срочная помощь – несчастный случай, черт возьми. Давай, Алекс. Открой эту хренову дверь.
Она отпрянула от окна, кивнула головой и заторопилась, недоуменно глянув на меня напоследок.
Спрыгнув со стропил, я поспешил к «Ладе». Чуркина помогла вытащить Рафика, после чего, не говоря ни слова, уехала, подняв в воздух облако всякого мусора. Я перенес Рафика по ступенькам к двери, запор лязгнул, и она открылась.
– Боже мой! – вскрикнула Александра при виде моих рук, перепачканных кровью.
– Кто-то подстрелил его. Думаю, его не следует тащить через приемный покой.
– Лучше бы тащить его прямо в больницу.
– Не могу.
Брови у нее поползли вверх.
– Тебе ничего не нужно знать, – сказал я.
– В таком случае помочь ему я не могу.
– Давай же. Ну, ради Бога, он же умирает, – умолял я и, оттолкнув ее, хотел пронести Рафика в коридор.
– Николай! – крикнула она прямо мне вслед. – Николай, по закону, я обязана сообщать куда следует об огнестрельных ранах.
– Если ты каким-то образом вдруг вспомнишь о них.
– Я не шучу. Не хочу делать ничего противозаконного.