Фиасоль у себя в норке

– Да, но, Фиасоль, ты должна рассказывать мне, когда ты попадаешь в школе в сложное положение, – сказала мама и села рядом с Фиасоль.

– Минуточку, мама. Я говорю с Глоей. Можно я поговорю с тобой потом? – сказала Фиасоль и сердито посмотрела на маму.

– Да, конечно, – сказала мама. – Извини. Я подожду. – И мама поднялась, чтобы подождать, когда Фиасоль кончит говорить.

Фиасоль говорила с тётей Глоей очень долго. Когда разговор закончился, мама уже забыла, что Фиасоль в состоянии читать только лёжа на столе, потому что если читать сидя, буквы прыгают перед глазами.

Неподвижно стоять и ждать ещё труднее, чем неподвижно сидеть.

Позже в этот день мама и Фиасоль поехали за покупками. На главной площади в Грасабайре мама встретила мужчину, которого не видела ужасно давно. А Фиасоль очень быстро устаёт, когда ждёт маму, встретившую кого-то на улице. Мама всё говорит и говорит, всё смеётся и болтает. Фиасоль знает, что мама точно будет говорить долго, если она поставила на землю сумку с покупками и сложила руки на груди. И тогда Фиасоль с тоской ждёт, зевает и закатывает глаза.

Мама говорила с тем мужчиной просто возмутительно долго. Фиасоль, наконец, решилась помешать их разговору.

– Мама, пока мы доберёмся до дому, ночь наступит, – с недовольным видом сказала она.

Мужчина засмеялся, мама тоже, но разговор они продолжили.

– Мама, почему бы не пригласить его к нам домой? – с раздражением сказала Фиасоль.

– Тс-с! – сказала мама и продолжила разговор.

Фиасоль обошла площадь, нашла большой камень, на который поднялась, и спела песенку, потом вернулась к маме, продолжавшей разговор. Она подёргала маму за брюки, но та не отреагировала. Тогда Фиасоль вцепилась в ногу что было сил и стала тянуть.

Мама бросила на неё сердитый взгляд, но говорить не перестала.

Тогда Фиасоль села верхом на рекламный стенд у магазина и изобразила всадника верхом на коне.

– Пожалуйста, веди себя хорошо! – громким шёпотом сказала мама и продолжила разговор.

– А ты собираешься говорить весь день? – закричала Фиасоль. – Я хочу спать. Но у меня нет спального мешка, – добавила она. – И подушки!

– Ты можешь вести себя тихо? – сквозь зубы проговорила мама.

– Тихо, лихо, всякая шумиха! Тихо, лихо, всякая шумиха! – запела Фиасоль и пустилась в пляс вокруг мамы.

Тут не выдержал мужчина, с которым разговаривала мама.

– Какая невежливая маленькая девочка, – сказал он удивлённо, повернувшись к Фиасоль. – Дети должны ждать и спокойно слушать, когда разговаривают взрослые.

Фиасоль рассердилась.

– А вот взрослые почему-то не ждут, когда дети кончат разговаривать. И вообще дети так долго не говорят обо всяких пустяках, – строптиво сказала она.

Мама покраснела и извинилась. Она быстро попрощалась с мужчиной, схватила сумки и посадила Фиасоль в машину.

– Да-да, вот теперь мы, наконец, быстро поедем домой, и я вернусь в свою норку, – сказала довольная Фиасоль.

– Невероятно, – сурово сказала мама, когда они сидели в машине. – Ты настолько невоспитанная, что мне стыдно за тебя. Этот человек будет теперь думать, что ты способна только плясать, как индеец. Он не поверит, что ты милая и вежливая девочка.

– Прости меня, моя дорогая мамочка. Так утомительно ждать тебя. Ты сама знаешь, как мне трудно стоять неподвижно, сидеть не шевелясь, ждать и молчать.

Мама, конечно, простила Фиасоль. Так должны поступать все родители, а Фиасоль может быть спокойной и вежливой. Иногда – как и все.

Учительница тоже знает это, и поэтому порой позволяет ей читать лёжа, но всё же иногда Фиасоль нужно тренироваться спокойно сидеть на стуле.

3. Фиасоль и очень долгая забастовка

Учебный год только начался, как вдруг всё кончилось. Школьники Исландии остались дома, потому что учителя захотели, чтобы им платили больше денег за то, что они учат детей. А те, кто установил зарплату учителям, не захотели платить больше. Началась забастовка учителей, одни говорили, что она будет продолжаться ужасно долго, а другие – что всё кончится быстро. Первые дни забастовки были очень приятными. Фиасоль считала, что ей очень повезло, что она сможет всласть отдохнуть в своей норке. Но шли дни и недели. Школьные здания выглядели как дома привидений. Никто там не работал, а дети не учились. И не играли. Дети как бы исчезли, они сидели по домам или были отданы на попечение бабушек, дедушек, всевозможных дядюшек и тётушек.

– А что если мы, то есть я и Ингольвюр Гойкюр, вскроем наши копилки, если все дети вскроют свои копилки и отдадут деньги учителям, то мы пойдём в школу? – спросила Фиасоль однажды вечером после ужина.

– Наверно, этого не хватит, – ответил папа. – Мне кажется, это не решит проблему. Остаётся спокойно ждать и надеяться, что две стороны договорятся.

Взрослые на улице Грайналюнд всё время говорили о забастовке, и дети им не уступали. Дети скучали по школе, и вид у них был грустный и несчастный.

Сестру Бидду забастовка не затронула, потому что она уже училась в колледже. Папа каждый день уезжал на работу. А мама оставалась дома, но работа не шла, потому что она видела, как страдают Фиасоль и Пиппа.