Фидель Кастро

«Мы с товарищем Монтане прилегли, прислонившись головой к дереву, и беседовали о наших детях, поглощая свой скудный паек, состоявший из половинки копченой колбасы с двумя галетами, как вдруг раздался выстрел, – писал Эрнесто Че Гевара в своих воспоминаниях. – Прошла какая–то секунда, и на нашу группу из 82 человек обрушился шквал пуль <…> Мы были почти безоружны перед яростно атакующим противником: от нашего военного снаряжения после высадки с „Гранмы“ и перехода по болотам уцелели лишь винтовки и немного патронов, да и те в большинстве оказались подмоченными <… > Помню, ко мне подбежал Хуан Альмейда. „Что делать?“ – спросил он. Мы решили как можно скорее пробираться к зарослям тростника, ибо понимали – там наше спасение! В этот момент я заметил, что один боец бросает на бегу патроны. Я схватил было его за руку, пытаясь остановить, он вырвался, крикнув: „Конец нам!“ Лицо его перекосилось от страха. Возможно, впервые передо мной тогда возникла дилемма: кто же я – врач или солдат? Передо мной лежали набитый лекарствами рюкзак и ящик с патронами. Взять и то и другое не хватало сил. Я схватил ящик с патронами и перебежал открытое место, отделявшее меня от тростникового поля»[190].

Огонь по бойцам велся беспрестанно, с воздуха и с разных сторон с земли. Отряд охватила паника. Кто–то из бойцов предложил сдаться, но в ответ услышал устрашающий крик Хуана Альмейды: «Трус! Бойцы Фиделя не сдаются!» Солдаты подожгли плантацию тростника, чтобы выманить бойцов на себя и уничтожить их встречным огнем. Фидель приказал товарищам разбиться на группы и двигаться по направлению к горному массиву. «Возникавшие сцены то казались списанными у Данте, то были совершенно гротескными. Как будто в калейдоскопе, мелькали кричащие люди, раненые взывали о помощи, бойцы пытались прятаться за стебли тростника, словно это были стволы деревьев, а некоторые, испуганные, умоляли соблюдать тишину, прижимая пальцы к губам среди оглушительной стрельбы – и вдруг раздался ужасный вопль: „Стреляйте по тростникам!“»[191] – описывал те минуты Че Гевара.

Сам Фидель Кастро, несмотря на пережитое им за восемьдесят с лишним лет – бесчисленные утраты, покушения, предательства, считает, что именно 5 декабря 1956 года было одним из самых трагических дней в его жизни: «Все остальные попрятались кто где. Каждый человек или группа переживали свою собственную одиссею. Все силы, которые у меня остались, не разбросанные по лесу: трое людей и оружие: моя винтовка с 90 патронами и винтовка Санчеса с тридцатью. Вокруг было полно солдат. Нам надо было идти на восток и объединить как можно больше разбросанных сил.

Нас могли увидеть с любой дистанции <…> Нетрудно представить, насколько плохо мне было, когда я видел, как за считаные минуты исчезло то, что я с такими усилиями создавал почти два года. <… > Мы уже прошли несколько километров к солнечному свету, когда увидели гражданский самолет, который летал кругами примерно в тысяче метров от нас. Я заметил его со страхом. Мы ускорили шаги. Впереди находилась равнина, на которой росли кустарники примерно метрах в 30 друг от друга. За ближайшим из них мы и спрятались. Самолет, наблюдающий за нами, ждал истребителей, которые вскоре появились примерно в 60 метрах от нас. Я сказал, что нам надо покинуть как можно скорее эти кусты и спрятаться в зарослях сахарного тростника, находившихся поблизости. И мы сделали это вовремя, потому что истребители начали стрелять по кустам из четырех пулеметов 50–го калибра, установленных на каждом самолете. <… > Никто из нас троих не был убит или ранен. Перерыв в стрельбе позволил нам переползти метров 30—40 в другие заросли тростника, более высокие и густые. Было невозможно продвигаться дальше. Выстрелы прекратились. Самолеты низко пролетели над зарослями тростника. Мы спрятались под листья, лежали и боялись пошевелиться».

<…> Из тех, что я пережил, этот день, этот час были самыми драматическими в моей жизни <…>. Что я мог сделать в тех обстоятельствах? Когда я понял, что все равно засну, я повернулся на бок, положил приклад винтовки между ног так, что дуло упиралось мне в подбородок. Я не хотел, чтоб меня поймали живым, если вражеский патруль найдет меня спящим. Иметь пистолет в таких случаях намного лучше – его легко вытащить и выстрелить во врага или в себя, но если ты с винтовкой в таких обстоятельствах, ты ничего не можешь сделать. Так как я не мог двигаться, я просто заснул. Из–за такого изнурения я проспал 3 часа. Наступал вечер»[192].

Самолеты больше не появились, и солдаты прочесывать местность не стали.