Fidem

– Почему ты изолировал монастырь сразу после его смерти? – резко спросил Гримберт. – Почему запер ворота, вместо того чтоб выпустить зараженных рыцарей в свет?

Приор Герард вздохнул. Как вздыхает утомленный священник, вынужденный объяснять неофиту прописные истины Святого Писания.

– Помимо устава орден Святого Лазаря имеет и секретные инструкции к нему. Одна из них прямо приказывает немедленно запечатать всякую крепость или монастырь при одном только подозрении на применение еретического нейрооружия в его стенах. Это что-то вроде защитной реакции организма. Я обязан был заключить Грауштейн в непроницаемый карантин, в противном случае у капитула возникли бы ко мне вопросы. Неприятные вопросы, способные причинить неудобства. А учитывая, какие подозрения над моей головой уже висели со времен Арбории, это было бы равнозначно смертному приговору.

– И ты запечатал крепость вместе с двумя дюжинами живых бомб. Зная, что «Керржес» в любой миг может пробудиться. Тот, второй рыцарь…

– Сир Клаус. Поглощал наркотические зелья в такой концентрации, что его мозг давно должен был истлеть. «Керржес» не стал долго с ним играть.

– Третий, сир Андреас… Дай догадаюсь, он оказался слишком стар?

– «Керржес», как и положено хищнику, в первую очередь убивает молодых, старых и слабых, – приор Герард усмехнулся. – Изношенный мозг сира Андреаса оказался неспособен сопротивляться «Керржесу».

– Те трое были лишь легкой закуской для «Керржеса». Осознав, что тебе не удастся выпустить свои дьявольские творения во внешний мир, ты решил устроить «Керржесу» настоящее пиршество в стенах монастыря. И позаботился о том, чтобы сервировать его наилучшим образом. Согнал всех братьев и паломников в собор, доподлинно зная, что совсем скоро там разразится бойня.

«Вопящий Ангел» шевельнул стволами бомбард. Движение не выглядело угрожающим, так человек, поглощенный беседой, бессознательно шевелит пальцами. Но Гримберт знал, сколько мощи заключено в этих орудиях.

– А что мне оставалось делать? Чудеса не любят свидетелей, Паук, им должно вершиться без лишних глаз. Да, я рассчитывал, что эта ночь станет последней для всех в этом монастыре – кроме Ягеллона и Томаша, конечно. Эти двое должны были стать моими свидетелями. Подтвердить дознавателям Святого престола, что я, как и положено приору, неукоснительно соблюдал инструкции, до последнего тщась сохранить жизни своим братьям. Разумеется, это не избавило бы меня от следствия, но, думаю, в скором времени у ордена Святого Лазаря должно было начаться столь много неприятностей, что моя судьба уже перестала бы его заботить. Они же уничтожили паром и радиостанцию в суматохе боя. Видишь ли, я не собирался рисковать понапрасну. Не хотел, чтобы в этой суматохе кто-то попытался покинуть Грауштейн или уведомил капитул о том, что здесь происходит. Я не хотел, чтобы церковные дознаватели прибыли сюда раньше, чем я замету все следы и удостоверюсь в том, что не оставил против себя улик.

– Все эти люди в соборе… Ты специально загнал их туда, зная, что «Керржес» готов выпрыгнуть из клетки. Зная, что за побоище там разразится. Твоему чуду не требовались живые свидетели. Ты попросту списал их всех – братьев-лазаритов, обсервантов, паломников и гостей… Скормил их своему проклятому чуду.

Приор Герард молчал некоторое время. В сочетании с каменной неподвижностью «Вопящего Ангела» это молчание было гнетущим, тяжелым – Гримберту показалось, что весь непомерный вес Грауштейна взгромоздили на его скрипящий хребет.

– Иногда чудесам нужны жертвоприношения, – наконец произнес приор. – Как пшенице нужна вода. Чудо должно питаться кровью, чтобы оно явило себя по-настоящему. Чудо, вскормленное на воде, долго не проживет… После этой ночи в Грауштейне не должно было остаться выживших. Я рассчитывал, что большая часть рыцарей поляжет в междоусобном бою, выживших же добили бы мы сами. Можешь представить себе мое удивление, когда я обнаружил вас со Шварцрабэ, живых и сохранивших рассудок! Чертовы еретические технологии, на них никогда нельзя полностью положиться! Трех человек из числа приговоренных «Керржес» сожрал слишком быстро, вам же со Шварцрабэ, напротив, по какой-то причине подарил отсрочку. Впрочем, до Шварцрабэ он все же дотянулся, и в самый подходящий момент. А ты… По правде, сказать, я не знаю, чему ты обязан этой чудесной сопротивляемостью. Может, какая-то патология мозга или совокупность неспрогнозированных факторов. А может, генетическая болезнь или…

– «Керржес» во мне? – резко спросил Гримберт. – Отвечай. Во мне? Ты заразил меня?

– Ты получил свою порцию «Керржеса», Паук. Как и все прочие. Пять дней назад. Не бойся, я проследил, чтобы каждый получил свою долю. Однако…

Гримберт ощутил, как его губы растягиваются в улыбке. Болезненной, режущей кожу – точно по лицу полоснули острым палашом.

– И ты решил сохранить мне жизнь. Это можно было бы назвать благородным поступком, вот только благородство не в твоей природе, ты, кусок несвежего мяса. Ты не убил меня только потому, что боялся.