Фига из будущего

Зарабатывать деньги всегда приятно. Но куда более приятно их получать… Довольно спорная теория нашему герою не казалась такой уж спорной. Он не был отягощён излишним чувством справедливого распределения «по труду». Всегда, с первых своих проб пера на ниве обогащения, ему больше нравилась та часть учения Маркса и Энгельса, в которой средства распределяются «по потребностям».

Многие циники называют теорию коммунизма «утопической сказкой». Давид считал: всё возможно. И именно та часть, которая сулила такое справедливое удовлетворение потребностей, его сильно прельщала. Поскольку – и он в том был убеждён – потребности возрастают с ростом интеллектуального уровня гражданина, он не сомневался в своём запредельно высоком интеллекте. Ну подумайте, что может желать гражданин в затёртом костюме, который носит его вот уже двадцать лет, кроме хорошего куска колбасы под водку, объятий чужой жены и возможности как следует выспаться. А какие фантазии терзают среднестатистического обывателя, лежащего на диване перед телевизором, прикрывшегося газетой и портящего воздух в полудрёме? Пределом его мечтаний остаётся реализация заначки втайне от растолстевшей за годы счастливого брака спутницы жизни. Или возможность одному съездить на курорт в Крым, где он в первый же день напьётся до свинячьего вида, соблазнит медсестру санатория, завалится спать прямо в ботинках, а утром сможет спокойно достать из холодильника бутылочку холодного «Жигулёвского» и пить, пить, пить, не опасаясь визгов и воплей со стороны женской половины семьи… Хотя нет, пожалуй, он мечтает не о «Жигулёвском», а о крепком «Пльзеньском». Но выпьет его, конечно, без криков и упрёков… Он может помечтать и о несбыточном. Об автомобиле, например, о даче, о любовнице с большой грудью и осиной талией. О том, как его сделают большим начальником и он станет пить чай, сидя в кабинете, за столом с пятью телефонами. Как однажды переедет из двенадцатиметровой коммуналки в отдельную квартиру. Пусть в панельном и на окраине. Но отдельную! Вот и все тайные мечты пивного или книжного обывателя.

Давид был выше всех этих мелочных обывательских представлений о полном счастье. Он знал, что для достижения полной гармонии и соприкосновения со счастьем достойного бытия ему необходимо покинуть свою многострадальную и разодранную в клочья родину. Переехать в одну из замечательных тихих горных стран Европы, чтобы утром, сидя на собственной веранде, на берегу горного озера, любоваться умиротворённым розовым восходом и потягивать настоящий чёрный кофе, приготовленный белозубой мулаткой, кружащей тут же у его ног. И ни одна извилина не должна зашевелиться от мысли о недостатке денег. Денег должно быть так много, чтобы… чтобы… А вот здесь интеллект нашего героя давал сбой. Дело в том, что во времена Советов понятие «много денег» сильно затёрлось и гипертрофировалось. Жизнь от зарплаты до зарплаты делала цикличным и размеренным существование советского гражданина, которого почему-то везде, где хотели унизить или приструнить, называли строго и грозно «товарищ». От этого слова люди дёргались, зная: после сказанного последует пинок или удар в лицо. Когда в очереди за дефицитом сзади слышалось: «Эй, товарищ, ты чего?», это означало – могут плюнуть в рожу. Когда на работе начальник переходил на официальный тон и вместо дружеского «Иван Петрович» выдавливал из своей директорской жёлчной железы: «Товарищ Сидоров!», все понимали: жди беды. А платили тоже «по-товарищески». Инженер – сто десять, старший – сто двадцать, ведущий – сто сорок. Понятие «много денег» варьировалось от эквивалента средней зарплаты у холостяков и десятки, спрятанной в трусы у женатиков, – до тысячи рублей «новыми» у более денежной части населения. К такой части относились официанты, бармены, парикмахеры, таксисты, мясники, все работники розничной торговли, маклеры и проститутки. Я не беру тайных теневых воротил цехового бизнеса. О них речь не идёт. У них связи были теневые, скрытые от обывателя, пролежавшего бока и просидевшего зад в НИИ. И они чаще других общались тоже с товарищами, но в погонах. И это общение проходило до тех пор (и то если ещё повезёт), пока они могли договориться или не попасться. В противном случае для «товарищей в погонах» теневики становились «гражданами», а это куда более как опасно.

Итак, понятие денег, а тем более больших, в то светлое время было очень относительно для среднестатистического гражданина. Для господина Рома сумма вырисовывалась большая, но точных размеров он не улавливал, тем более когда рубль терял в весе каждый день. И уже обладателями десятков и сотен тысяч становились школьники, которых послали в булочную, дав денег на хлеб, молоко и сыр. А обладатели стареньких «Жигулей», а тем более малогабаритных квартирок, становились автоматически миллионерами. Но одно Ром знал точно: денег должно быть очень много. А нестабильность рубля необходимо компенсировать иностранной валютой.