Магазин, куда вела кривая судьбы нашего героя, преобразился за последние месяцы до неузнаваемости. В застойные годы паралича советской власти все магазины города, как, впрочем, и страны, представляли собой картину неизвестного художника «Утро холостяцкое». Не был в своё время исключением и этот. Тогда, кроме толстых продавщиц с ярко накрашенными губами и с золотыми перстнями на всех пальцах, в нём размещались пустые прилавки, полки, холодильные камеры и кассовый аппарат. На стене, накренившись под тяжестью стыда и усталости, как правило, висел деревянный стенд с гордым названием «Уголок покупателя». Слегка потрёпанные «Правила советской торговли» горделиво возвышались над сильно затёртой и пошарпанной «Книгой жалоб и предложений». Перед кончиной советской торговли жалобы переросли в одни предложения. Предлагалось: «Сдохнуть вам всем вместе с вашей перестройкой», «Попробовать жить на зарплату врача», «Выкусить…», «Идти на…», «Идти в…», «Постыдиться бы!», «Спросить Зинку из кондитерского, с кем она спит»… И многое другое, чем богата фантазия нашего народа, о повышении благосостояния которого пеклись все последние семьдесят четыре года кряду.
Накал потасовки подошёл к высшей точке. В этот же момент к куче дискутирующих граждан приблизился наш герой.
С началом приватизации и появлением частного предпринимательства магазины, словно по мановению волшебной палочки, обрели яркие товары, невиданные напитки, колбасы разных сортов, пиво и, что уж совсем невероятно, – туалетную бумагу в рулонах!
Полки заполнили сильно-, слабо- и среднеалкогольные напитки – от спирта «Рояль» польского розлива, водки «Распутин» с моргающим бородатым мужиком на этикетке до невиданных ранее «Мартини» и совсем уж сверхъестественного «Амаретто». Покупатели узнали, что колбаса может быть не только с названием «по два двадцать», но и с нежными именами. В Москве, конечно, этим сильно не удивишь. Там и в советские времена можно было застать финский сервелат «Салями», сырокопчёные колбасы «Московскую» и «Любительскую», сыр «Пошехонский» и даже «Голландский». Но вот в глубинке! Овощные отделы горделиво выставили напоказ бананы, апельсины, мандарины и уж совсем невиданные манго и кокосы. Яблоки блестели восковыми боками. Виноград, клубника, малина и другие чисто летние фрукты откуда-то взялись и зимой. И старый анекдот о том, как на вопрос советского гражданина иностранцу: «Когда у вас в магазинах появляется клубника?» тот отвечал: «Около восьми утра», перестал удивлять российских граждан. Покупатель обрёл возможность покупать не то, что завезли, или, как говорили, «выбросили» на прилавок, а то, что нужно ему в данное время. Уже не встретишь отца семейства, возвращающегося из Москвы с сумками, набитыми всевозможным съестным, и обвязанного, словно пулемётными лентами, бусами из рулонов туалетной бумаги. Уже перестали занимать очередь, а лишь затем спрашивать: «Что дают?» Но пока ещё не перестали удивляться новым товарам и часто брали их на пробу. Большое разочарование вызвал диковинный фрукт или овощ под завораживающим названием авокадо. Вид обычный, но вкус – мыло мылом. Не оправдал ожидания и воспалявший воображение своим непонятным названием странный плод фейхоа, и многое другое, что стало доступным и оттого менее желанным. Народ опять всё больше склонялся к проверенным временем картофелю, свекле и капусте. Рынок расставлял всё по местам. Продавцы овощных отделов спустились по лестнице иерархии человеческого общества в самый низ, товароведы даже отделов обуви и ковров – сравнялись по статусу с обычными инженерами, а директора магазинов из небожителей стали обычными гражданами, отбивающимися от многочисленных проверок и поумневших покупателей. Капитализм взрослел и набирал силу.
Молодой человек зашёл в магазин и принялся набивать тележку продуктами питания. Денег, естественно, у него было меньше, чем у дервиша в самые голодные дни. Уверенный вид, спокойная поступь и взгляд невинного младенца не вызывали у продавцов магазина сомнений в его платёжеспособности. Сомнение возникло вскоре. Возле кассы. Молодой человек долго рылся в немногочисленных карманах своего облачения. Дёргал бровями. Удивлённо хмыкал. Качал головой. Очередь, собравшаяся позади него, стала немного волноваться. Кассирша нервно постукивала ключом от кассового бокса по аппарату. Но пока все молчали. Вид молодого человека – извиняющийся и покорный – не побуждал к агрессии. Наконец, убедившись, что денег нет, рассеянный покупатель сбивчиво произнёс:
– Видите ли… тут, как бы это… право, как неловко… Я, видимо, того…
– Что? – улыбаясь, спросила кассирша.
– Деньги… дома, наверное… а может, потерял? Трудно сказать.
Очередь человек из семи загудела. Кассирша недовольно передёрнула плечиками, но ответила вполне тактично:
– Внимательнее надо быть, дорогой мой. Я ведь уже всё пробила. Теперь как? – И куда-то в сторону громогласно гаркнула:
– Кать! Катя!