Читаем Фигня полностью

– Тьфу ты! Идиоты… – сплюнул Федор.

Он встал на бруствер и принялся размахивать белым флагом, привлекая внимание министров.

Министры загорали на опушке, не обращая внимания на призывы начальника.

– И эти кретины… – безнадежно пробормотал он и, спрыгнув с бруствера, зашагал к своему войску.

<p>Глава 17</p><p>Чаепитие</p>

Вечером в народной деревне была устроена официальная церемония чаепития в честь прибывших гостей.

Торжество происходило в избе-читальне, поразившей Бикова обилием и качеством книг. Брокгауз и Ефрон в старом издании, полная библиотека Сойкина, прижизненные публикации Пушкина и Толстого, не говоря о современных книгах. Наиболее полно была представлена русская философия – от протопопа Аввакума и Чаадаева до Николая Федорова и Лосева.

Сама изба-читальня являла собой вполне современную постройку, в которой черты русского стиля использовались лишь в качестве декора: петушок на коньке крыши да резные ставенки на окнах.

Внутри находились три зала – читальный, конференц-зал и компьютерный.

Увидев новенькие «Макинтоши», оснащенные принтерами и сканерами, Биков заплакал.

– Ну просто спасу нет! – растроганно выругался он. – Мы у себя в редакции два года просим… Я в «Лексиконе» работаю! – вдруг агрессивно и малопонятно воскликнул он, и тут же к нему подскочил официант с подносом, на котором стояли дымящиеся чашечки чая.

Биков выпил и присмирел.

Объяснения новоприбывшим, которые на этот раз были в полном составе, включая министра по особым поручениям, давал староста народной деревни Олег Григорьевич Брусилов – как позже выяснилось, заслуженный артист республики, бывший баритон Мариинки и по совместительству известный целитель-травник. А также внук знаменитого генерала, героя первой мировой.

Он был комплекции канцлера Коля – такой же осанистый, источающий мощь и доброжелательность.

– «Маки» нам поставила фирма «Эппл» по просьбе Якова Вениаминовича, – объяснял он плохо понимавшим женщинам. – Теперь мы в Интернете, смотрим Россию он-лайн.

Ольга и Исидора кивали с глубокомысленным выражением на лицах. Биков же так часто поминал Спасителя, что просто-таки удивлял своею набожностью.

Максим задержался в читальном зале и со страстью бывшего литературоведа перелистывал антикварные издания.

Зал между тем наполнялся местной интеллигенцией, хотя это слово вряд ли было уместно в деревне, где все были интеллигентами. Публика была одета по моде начала века: стоячие воротнички у мужчин, широкие длинные платья у женщин. Официанты разносили на подносиках чай, как бы аперитив к предстоящему генеральному чаепитию. Как потом объяснили, градус просветленности был у него пониже, чем у основного напитка, который уже готовили к подаче за огромным овальной формы столом, стоявшим посреди конференц-зала.

Наконец канцлер, то есть староста, пригласил всех к столу. Сам сел во главе на резном стуле, отдаленно напоминавшем трон; по правую руку от него уселся отец Василий в рясе, а по левую – субтильный господин с усиками, смокинг на котором странно топорщился, будто был с чужого плеча. Это был Антон Муравчик, временный представитель Президента в народной деревне, министр по чрезвычайным ситуациям.

Все представители Президента в деревне были временными и назначались на месяц, пока действовал срок антиалкогольной кодировки.

Больше чем на месяц ни одного министра закодировать не удалось – проверено практикой, – а то, что ситуация действительно была чрезвычайной, не более чем совпадение.

Гостей рассадили порознь, между хозяев. Биков сам выбрал соседку – роскошную молодую женщину с распущенными по спине волосами, незамужнюю художницу-анималистку, как он предварительно выяснил. Ее открытые плечи и полуоткрытая грудь чрезвычайно взволновали Бикова. Она так увлеченно рассказывала ему в паузах о кошечках и гамадрилах, которых она рисует, что Биков тут же влюбился, причем, благодаря чаю, влюбился возвышенно и крепко.

Пенкина устроилась с диктофоном неподалеку от начальства, за нею ухаживал офицер в морской форме – списанный из подводного флота за увлечение уфологией капитан-лейтенант. Исидору окружали двое лиц кавказской национальности из Кабардино-Балкарии, бывшие танцоры кабардинки и балкарки, ныне лучшие чаеводы Касальянки.

Внесли дымящиеся самовары и водрузили на стол вместе с заварными фарфоровыми чайничками. Разнесшийся по залу аромат, подобно фимиаму, настроил всех на ностальгическую ноту.

– Начнем, господа, – объявил Брусилов, поднимая чашку с чаем. – Я хотел бы выпить эту чашечку «фигни» за наших гостей из России. Фиг с ними и фиг с нами!

– Фиг с ними и фиг с нами! – повторил отец Василий, тоже поднимая чашку.

– Ни фига себе… – пробормотал удивленный этим тостом Биков.

Все чинно выпили.

– По просьбе гостей я расскажу немного о нашей колонии, – продолжал бывший баритон, увидев, что Пенкина настроила свой диктофон. – Нас пока немного, меньше тысячи выходцев из России, но я смею утверждать, что здесь собрались лучшие, духовные ее представители. Мы верим, что отсюда начнется ее возрождение…

Перейти на страницу:

Все книги серии Житинский, Александр. Сборники

Седьмое измерение
Седьмое измерение

В сборник вошли рассказы:• Мужик• Искушение• Храм• Проповедь• Двери• Агент• Блудный сын• Дом• Серьга• Состязание• Катастрофа• Фехтовальщики• Бочка Диогена• Таксист• Фига• Брошка• Волосок• Господь Бог• Певец• Испытатель• Интурист• Вундеркинд• Пират• Коллекционер• Лентяй• Кувырком• Метро• Капуста• Очередь• Весна• Дворник• Девочка• Объявление• Поцелуй• Разговор• Рецепт• Путешествие• Счастье• Собака• Ожидание• Чемодан• Дерево• Ценности• Голос• Жена• Капли• Ладони• Макулатура• Семья• Телевизор• Фаталист• Трамвай• Невидимки• День песни• Очки• Мудрецы• Колокол• Истребитель лжи• Они и мы• Толпа• Дуэль• Зонтик• Хулиганы• Черт• Кроты• Голова• Конец света• Удочка• Микроб• Пешеход• Ординар• Цирковая лошадь• Стул• Гроссмейстер• Седьмое измерение

Александр Николаевич Житинский

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза