Фигня

Поэтому в правительственной деревне процветали традиционные пороки: мздоимство, подсиживание, сколачивание коалиций, мелкое и крупное воровство, причем сам диктатор охотно и не без выгоды во всем этом участвовал. Путчи, заговоры – он особенно любил их раскрывать и подавлять.

А в народе об этом слыхом не слыхивали. Народ обожал президента и априори уважал правительство.

Это сильно напоминало бы сталинский режим, если бы не одно обстоятельство. Народ не служил сырьем для политических игр и репрессий. От его имени ничего не совершалось, к его разуму и воле не апеллировали. Перес сам знал, что ему делать.

Конечно, Перес понимал, что перенести эту модель на огромную Россию невозможно, но хотя бы общие идеи должны работать. Чтобы народ не интересовался политикой, его надо споить. Но не водкой – в этом была ошибка всех российских правителей – а «фигней». Развивая индифферентность к политике, «фигня» не уничтожала, а наоборот, пробуждала духовность.

Но почему же сейчас, плененный, без воды и хлеба, влекомый осликом по ночному тропическому лесу, диктатор испытывал горечь? Разве не удался ему грандиозный план? Разве не взрастил он новый продукт, обещавший перевернуть мир? Все так… Но Перес с горечью думал о том, что его великие цели станут понятны только потомкам, а современникам видны лишь сомнительные методы. «Авантюрист», «преступник», «диктатор» – вот как называют его почти все, кто знает. Никому в голову не придет, что он – спаситель отечества. Никому, кроме его маленького народа численностью семьсот тридцать два человека. Это его золотой запас. Эти люди знают, что Яков – гений и светлая личность. Все остальные, включая Зумика, относятся к нему с подозрением и, честно говоря, считают большим прохиндеем.

«Гений и злодейство – две вещи несовместные…» Прав, прав был Пушкин! И вот теперь вместо того, чтобы стоять в зале Королевской Академии Швеции во фраке и принимать из рук короля Нобелевскую премию, он лежит связанный в деревянной повозке, спеленутый старым, выжившим из ума сталинистом, а рядом валяется полное фуфло по интеллекту, хотя и хороший парень, пьяница и бабник Заблудский.

Хотелось пить, есть и счастья. Перес, растравляя свои раны, стал размышлять о любви. И здесь он приходил к неутешительным выводам. Нет, жизнь явно не удалась. Есть деньги, есть суета, есть друзья и враги, но любви все же нет.

«Распущу правительство, уйду в народ…» – подумал он. Хотя нет, анархии допускать нельзя. Какая-нибудь безыдейная сволочь сразу водрузится на его место. Народ ведь беспомощен и доверчив…

Так размышлял диктатор, в то время как повозка мерно катилась по узкой лесной дороге, преодолевая лужи, а колибри порхали над головами и свистели на все лады.

О чем думал Алексей Заблудский, остается тайной, но он тоже тяжело вздыхал и ворочался в своих лианах.

Глава 22 Инь и Янь

Оставим, оставим этих несчастных и обратимся к счастливым, которые добрались до Касальянки, даже не подозревая о тех сюрпризах, которые она таит!

Ольга Пенкина проводила все свободное время на чайной плантации капитана-уфолога, который посвящал ее в тайны селекции «фигни». Стройный и подтянутый капитан с усиками и в тельняшке, что делало его чрезвычайно похожим на известного митька Шинкарева, с увлечением рассказывал о новых сортах, которые ему удалось вывести. Здесь были «фигня» кайфовая, заполярная, железнодорожная; «фигня» по-татарски (он по матери был татарин), «фигня» с романтическим названием «Мурманские зори» и даже галактическая «фигня» специально для инопланетян, с которыми уфолог регулярно общался телепатически.

Пенкина исписала блокнот рецептами и отщелкала пленку, запечатлевая работу на плантации. Уфолог, не в пример Бикову, был сдержан и ни разу не позволил себе вольностей, хотя его взгляд был красноречив и печален. Селекция без подруги жизни теряла половину духовности.

Донья Исидора готовилась к перелету в Россию через правительственную деревню, где она надеялась подхватить Вадима, хотя еще не знала, во что это выльется, и вела подрывную работу против Переса среди духовного и светского руководства деревни.

Дима Биков, забыв обо всем, писал стихи. Он уже был представлен кошечкам и гамадрилам, в изобилии населявшим дом художницы. Их странное сожительство навело его на новое понимание сути Инь и Янь. Миловидные кошечки и отвратительные гамадрилы, олицетворявшие мужчин и женщин в понимании анималистки, заставили Диму впервые посмотреть на себя как на гамадрила и ужаснуться.

– Неужели вы видите нас такими? – спросил он у Риммы, придя к ней в гости во второй раз.

– Кого нас? – уточнила она.

– Мужчин.

– А разве не так? – спросила она, указывая на рыжего лохматого гамадрила, который, презрев разницу видов, пытался в очередной раз взгромоздиться на серебристого цвета пушистую кошечку с розовым бантом.

– Ну, это же не главное… – протянул Биков.

– И вы будете дружить со мной без этого? – спросила она.

Биков задумался.

– Не-ет, – покачал он головой. – Но это будет красиво…

– Сомневаюсь. Это не может быть красиво, – сказала Римма.