Фиговый листочек от кутюр

– Ты так сказала «средства Карелиных», как будто сама не имеешь никакого отношения к этой фамилии, – не утерпела Ирма.

Рада без улыбки посмотрела на подругу, потом очень серьезно ответила:

– Я уже много лет Ларионова.

Тут Ирма съехидничала:

– Ларионова? Интересно, однако, может, еще и имя супруга произнесешь? А то ты все личными местоимениями до сих пор обходилась: он, ему, его… Вроде как боялась его представить…

Рада вздохнула:

– Да уж! Впрочем, теперь Глеба Лукича никто не сумеет посадить за растление малолетних. Но я и впрямь ни с кем не хочу его знакомить: ни с Леонидом, ни с тобой, а уж с мамой и подавно. Я ему до сих пор представлялась сиротой, пусть так и остается.

Слово за слово, они поругались впервые в жизни, и Рада ушла, бросив на прощание:

– Ты мне завидуешь и завидовала всю жизнь.

– Было бы чему, – не осталась в долгу Ирма.

– Я никогда не знала нужды, ты в детстве донашивала за мной платья, и сейчас я намного богаче тебя, – парировала Рада. – Не ты у меня, а я у тебя обслуживаюсь. Если пожалуюсь хозяйке салона, тебя выгонят.

– Скорей ты уйдешь в другой салон, у меня с десяток клиентов, хозяйка не дура, – фыркнула Ирма.

– Я замужем и счастлива, а ты одна, вот и злишься!

– Ха! – выкрикнула задетая за живое Ирма. – Какие мои годы, еще все успею! Зато я имею в кармане диплом, в руках хорошую профессию и ни от кого не завишу, а ты должна подчиняться богатенькому папику, как была дурой, так и осталась. Хочешь знать, тебя тут за идиотское поведение терпеть не могут. Время идет, все взрослеют, а ты на уровне шестнадцати лет осталась, прямо смешно! Розыгрыши, шутки, идиотство!

Рада отступила к двери, и тут обозленная Ирма выпустила последнюю стрелу:

– Кстати, почему у вас с твоим дедушкой нет детей? Фигуру портить не желаешь? Хотя, думается, дело в другом. Не забудь, у меня высшее медицинское образование, и я хорошо знаю, с какими половыми проблемами сталкиваются мужчины в старческом возрасте.

Рада, не говоря ни слова, вылетела в коридор…

Ирма помолчала и добавила:

– Я теперь очень жалею обо всем, что наговорила, не хотела больно задеть Радку, просто сама не понимаю, отчего так дико на нее обозлилась, ну и ляпнула…

Я вышла из «Модес хаар» и поехала в мастерскую за будильником. Получив часы, сунула их в сумочку и пошла вдоль ларьков, отыскивая свои любимые ментоловые сигареты. Купив пачку, села в садике на скамеечке и принялась искать в сумке зажигалку. Но она как в воду канула. Пришлось вытряхнуть все содержимое на колени, но даже эта крайняя мера не помогла. Дешевенький «Бик» испарился без следа. Впрочем, беде легко помочь.

Я встала и пошла вдоль ларьков, забитых всякой ерундой: жвачки, печенье, сигареты, пиво, соки, собачий корм, киндер-сюрпризы… Вы не поверите, но ни в одном не нашлось зажигалок. В полном отчаянье я спросила у девушки, торгующей хозяйственными товарами:

– Спички есть?

– Только каминные, – последовал ответ.

– Какие? – не поняла я.

Продавщица со вздохом вытащила из-под столика гигантскую коробку, сантиметров тридцать длиной, открыла ее и показала нечто, более всего похожее на дубинку.

– Вот.

– Ничего себе, – удивилась я. – Это куда же такие здоровенные?

– Камины зажигать, – пояснила девчонка, – поэтому и огромные, берете?

– Мне бы нормальные…

– Нету.

Курить хотелось ужасно. Конечно, можно было подойти к кому-нибудь из несущихся по улицам мужчин и попросить: «Огонька не найдется?» Никто бы не усмотрел в этой просьбе ничего особенного… Но в меня с детства вбиты мамой правила хорошего тона. «На улицах едят только собаки», «С незнакомыми мужчинами разговаривать нельзя», «Красить губы яркой помадой вульгарно»… Правда, насчет курения на бульваре мамочка ничего не говорила, так как ей и в голову не могло прийти, что дочурка схватится когда-нибудь за сигареты…

Я села на скамейку, чиркнула «дубинкой» об устрашающий коробок и чуть не заорала от ужаса. Спичка заполыхала словно факел. Наконец, преодолев многочисленные трудности, я устроилась на лавочке и, мирно наслаждаясь вкусной сигареткой, принялась рассуждать.

Значит, так. Предположим, Глеб Лукич объявил Раде о своем желании затеять бракоразводный процесс. По мысли следователя, госпожа Ларионова, испугавшись за свое ускользающее материальное благополучие, быстренько застрелила мужа, пока тот не успел переписать завещание.

Я поковыряла носком туфли траву. Интересно, а кому предполагал Глеб Лукич оставить деньги раньше? Отчего переделал завещание на днях? Неужели только из-за того, чтобы внести в документ мое имя? Надо бы спросить у Олега Павловича, он небось в курсе дела, только скорей всего не захочет ничего рассказывать… Однако странно получается. Рада великолепно знала, что Тамара Николаевна примет ее с распростертыми объятиями. В случае развода бедная сиротка остается брошенной, несчастной, одинокой… Но это песня не о госпоже Ларионовой. У нее-то имеется отчий дом, мать, брат и хорошо набитый кошелек. Может, она настолько жадная, что решила не упускать ничего? Захотела присоединить к родительскому капиталу еще и деньги мужа?

– Простите, – раздался над ухом приятный баритон.