Фиговый листочек от кутюр

Рада получила все деньги Глеба Лукича. Она взяла Тину, Чарли и уехала из Алябьева. Куда, не знаю. Вдова Ларионова, хоть и обнимала меня на прощание, приговаривая: «Господи, ты теперь мой лучший друг!» – нового адреса не оставила.

Конечно, можно ее найти, но, честно говоря, мне не хочется этого делать. Да и Раде лучше не иметь перед глазами постоянное напоминание о том, что она, пусть не нарочно, убила мужа. Я даже не в курсе, помирилась ли Рада с матерью.

Наш новый дом был готов в конце сентября. Роман Миловидов передал мне все бумаги, подтверждающие собственность, и ключи. Комнаты обставлял наемный дизайнер, поэтому мы слегка прибалдели, увидев повсюду кожу, бронзу и позолоту. Но, наверное, привыкнем. Хотя наш прежний дом, заставленный разномастной мебелью, скрипучими кроватями и шкафами, у которых не закрывались дверцы, нравился нам больше.

Карина пока ждет суда в следственном изоляторе, и Галине Михайловне теперь придется не на словах доказывать свою любовь к ней. Одно дело, лежа в роскошной гостиной на мягком диване, сюсюкать: «Доченька, дай я тебя поцелую. Ах, Зина, милейшая, подайте кофе…» Другое – стоять с сумкой, набитой харчами, в длинной очереди к окошку, где принимают передачи для подследственных. А ведь потом еще будет зона, косые взгляды соседей, перешептывание за спиной… Нелегко придется Галине Михайловне, как морально, так и материально, содержание заключенного дорогое удовольствие. Я не знаю, сумеет ли она, избалованная, капризная, эгоистичная, достойно выдержать посланное испытание.

Ждут суда и Макс с Павлом. Куда подевалась Роза Константиновна, мне неизвестно.

Где-то в Москве затерялась и влюбленная в Астера Стася. Думаю, Роберт не захотел вновь жениться на ней, бедной, лишенной богатого «дедушки», и подыскивает себе даму, способную проспонсировать создание нового, более мощного «усилителя психической энергии». Володя Костин сначала хотел возбудить против парочки дело о мошенничестве, но я уговорила его этого не делать. Глеб Лукич мертв, Стася уехала, никаких денег она у родственников Ларионова не вымогала, убежала, унося с собой подарки «дедушки», пусть живет как знает. Ей придется теперь существовать под чужим именем. В моей душе жили смешанные чувства: жалость, гадливость, негодование…

– Может, ты и права, – вздохнул Володя, – их жизнь накажет, в конце концов, в убийствах они не замешаны, некогда с ними возиться, других дел полно.

Кстати, о спонсорах. Ольга появилась на экране в качестве ведущей другого шоу. Вот у кого все в порядке, так это у нее. Передача мигом взлетела на первое место в рейтинге, и рекламодатели бросились, сталкиваясь лбами, со своими предложениями.

Дом Ларионова в Алябьеве стоит запертым, его, очевидно, продадут. Ничего не известно мне и о судьбе Эми. Честно говоря, не хочу расспрашивать о собаке. Сами знаете, как я люблю животных, но очень боюсь, что мне предложат взять ее к себе. С одной стороны, Эми очаровательна, умна и совершенно не виновата, что люди проделывали с ней такие вещи. С другой – лучше держаться от нее подальше.

Наша жизнь течет по-прежнему. Вернулись из командировок Катя, Сережа и Юлечка, мы въехали в отремонтированную квартиру. Лето закончилось, настала осень, дети пошли в школу, зарядили дожди, иногда по утрам чувствуется дыхание зимы.

С Ваней в кафе мы выбрались только в начале октября, раньше никак не получилось – то он занят, то у меня проблемы со свободным временем… Но наконец-то оказались в очень милом, но излишне шумном местечке под названием «Мокко».

Сев за столик, Ваня спросил:

– Мясо или рыбу?

Минут десять мы обсуждали меню, потом принялись болтать, затем кавалер сказал:

– Пойду помою руки, – и убежал.

Я осталась в гордом одиночестве и стала разглядывать присутствующих. В «Мокко» было полно народа, столики стояли тесно, под потолком клубился дым от сигарет, гремела музыка. Потом диджей, очевидно, начал менять пластинки, и во внезапно наступившей тишине я услыхала злобный шепот:

– Мразь, убить тебя мало, дрянь, ненавижу, чтоб ты сдох, вот тебе!

Раздался легкий щелчок, такой звук издает пистолет с глушителем, затем скрежет. Я мигом обернулась. Мужчина за соседним столиком лежал лицом в тарелке, из-под его головы медленно, словно нехотя, вытекала бордово-красная лужа, а к выходу торопилась довольно крупная блондинка с ярко-синей сумкой в руках. Перекрывая вновь заигравшую музыку, я заорала:

– Эй, стой! Держите ее, это убийца! Скорей, скорей!

Поднялся переполох. Секьюрити, стоявшие у двери, схватили блондинку. Та принялась визжать и лягаться. Музыка стихла, народ кинулся посмотреть, что стряслось.

– Вызовите милицию, – надрывалась я, – и «Скорую помощь», срочно, быстрей!

Официанты метались по залу, боясь, что часть посетителей воспользуется переполохом и ускользнет не расплатившись, блондинка верещала, словно кошка, чей хвост попал между косяком и створкой:

– Уроды, козлы долбаные, отпустите, кретины!

Тут появился Ванька, сразу оценил ситуацию, вытащил удостоверение и гаркнул:

– А ну тихо, милиция приехала!