Фигура Речи

— Я точно так и сделал. — Джим усмехнулся, вспомнив выражение лица Спенсера. — Он просто усмехнулся и сказал, «тогда я Каса Эс СУ Каса, братан,» и это было не описуемо.

— Уау.

— Да. Оказывается, он отличный парень, просто у отстойного папаши. — Он поморщился, удивляясь, как сложилась бы его жизнь и жизнь Спенсера, если бы их отец соизволил признать его. — Когда я рос, у моих родителей были свои проблемы, но ничего похожего на беспорядок, который мы все переживаем сейчас.

— Они защитили тебя от него. — Хлоя откусила. — Мм.

— Более чем вероятно. Я думаю, что убило мою мать, не узнать, что мой отец изменял, а что он делал это так рано в их браке. Я имею в виду, мне было… сколько? Семь когда Спенсер родился? Потом выясняется, он произвел сына? — Он покачал головой. — В ее сознании это непростительно.

— И ты признав его, только сделал хуже.

— Не для них, для меня. Но я не брошу Спенсера. Он единственный член моей семьи, который меня волнует.

— Ты думаешь, они успокоятся?

Беспокойство Хлои затрагивало, но это было неправильно. — Честно? Мне плевать. Мне было плевать даже шесть месяцев назад, но слишком много произошло. Иногда ты просто должен сократить токсичных людей из своей жизни, даже если они — семья.

Она вздохнула. — Мне просто жаль, это не должно было так происходить.

— Спенсер того стоил. — Он попытался объяснить, надеялся что кто-то, кто столь же близок со своей семьей, как Хлоя, поймет. — Он единственный, кто принял меня именно таким, какой я есть. Если бы я хотел сохранить отношения с моей мамой, его бы это не волновало ни капельки. Единственное, что его заботит только, что она ранит меня. Я знаю, он хотел бы, чтобы все могло бы быть иначе с нашим папой, но он один из самых стойких людей, которых я знаю. У него железные нервы почти такие же, как у тебя.

Она улыбнулась, почти скрывая дрожь ее руки, прежде чем она положила ее обратно на стол. — Спасибо.

— Когда мы думали, что он умирает, мы вели долгие беседы о том, на что это было похоже, когда мы росли. У него было хорошее детство, Хлоя. У него была мать, которая его любила и обожала его. Когда его мама умерла, он остался один, пока я не пришел. Мой отец отказался иметь с ним что-либо общего, даже когда Спенсер сказал ему, что он может умереть.

— Может быть, поэтому он был настроен враждебно, когда ты объявился.

— Да, я тоже так думаю.

— Жалеешь ли ты…? — Она пожала плечами. — Никогда не свяжешь (не обращай внимание).

Мм о. Ее речь ухудшалась снова. — Спроси меня.

Она прикусила губу. — Ты рыба (жалеешь), что не был в больнице? Со мной?

Ай. Как он мог ответить на это, не расстраивая ее больше? — И да и нет. — Она уставилась на него, и боль на ее лице было чуть ли не больше, чем он мог перенести. — Я не буду лгать тебе. Я действительно думал, что ты в порядке, и я действительно думал, что ты была слишком молода для меня. Слишком молода, чтобы иметь дело со всем этим дерьмом, упавшим на мою голову, и слишком молода, чтобы иметь дело с травмами и моей семьей в одно и то же время.

Она не казалась довольной этим, но он не собирался обманывать только, чтобы сделать ее чувство лучше. Он не мог. Это не было бы справедливо к ней. — Я не молода.

— Хлоя, почти десять лет между нами. Тебе двадцать три сейчас, но когда мы встретились тебе было девятнадцать. Я почувствовал себя грязным старым ублюдком каждый раз, когда ты улыбалась мне. — Он все еще чувствовал, в определенной степени, но ни он, ни Волка не собирались допустить, чтобы это остановило его от утверждения ее. — И я бы не стал лгать тебе по этому поводу. — Он смотрел на нее пристально, надеясь, что она увидеть, насколько серьезным он был. — Ты когда-нибудь помнишь, как я говорил, что я не хочу тебя?

Она открыла рот, чтобы ответить, затем остановилась с ошеломленным выражением на лице.

— Нет, не говорил. Это никогда не было проблемой. — Он хотел ее так сильно, что он сходил с ума. — Подумай об этом, Хлоя. Девятнадцать. Все, что я видел, была молодая, великолепная девочка с ярко-зелеными глазами и будущим, в котором меня не было.

Она всхлипнула в знак протеста. — Ты был.

— Ты знала это, но я не знал. — Он позволил Волку показаться только немного, его видение изменилось на животное, а не человека. — И как бы я не жалел, даже если бы я знал это, я ничего бы не изменил.

— Почему?

— Я не смог бы уважать себя, если бы я преследовал ребенка, независимо от того какой бы ослепительной она не была.

— Я теперь не ребенок. И у меня было четыре года снов-пар, чтобы иметь дело с этим.

Он поморщился. Ох, сны-пар. У него они только появились, и они сводили его с ума. Она должна была быть самой сильной женщиной, которую он когда-нибудь встречал, она имела с ними дело в течение четырех гребаных лет. — Я сожалею. — Он погладил костяшками пальцев ее щеку, так нежно, как только умел. — У меня они тоже есть. — Его взгляд проследил линию ее челюсти, когда он прижал палец к ее губам. — Боже, эти сны.

— И?