Читаем Фигурек полностью

Они вот-вот уничтожат меня, как крысу, обыкновенную крысу, попытавшуюся найти потайной ход к сокровищам буфета. Не то чтобы я покорно с этим смирился, но крыса тоже не к этому стремилась. Тем не менее шею ей свернут. Что касается меня — я осмеливаюсь надеяться на более изящный исход… ну, скажем, более человечный.

27

Есть два Жюльена. Один — тот, которого я вижу за ужином, свободный, раскованный, легкомысленный гедонист, хохочущий при прослушивании «Демонов полуночи»[12], организатор конкурсов на лучшие кольца из сигаретного дыма, любитель ликера из даров моря… И есть Жюльен полуденных встреч за ланчем: тревожный, бледный, подавленный, аппетита ни малейшего, из пальцев, салфеток и гипотез морские узлы вяжет…

— Вчера я застал ее за…

(Если я сегодня настаиваю на том, чтобы воздать ему должное, то делаю это не потому, что ему самому этого хотелось: всем нам отлично известно, насколько он не склонен был выставлять себя напоказ, именно легендарная скромность загоняла его в самые темные углы безвестности. Возможно, мой друг даже рассердился бы, услышь он эти хвалы, но тем хуже для него — не надо было умирать — печальная усмешка. Болезнь — или несчастный случай, или убийство — отняли его у нас безвременно, непростительно рано… но я думаю, он слишком ненавидел банальность для того, чтобы ждать тихого угасания в ледяных лабиринтах непомерно дорогой богадельни. Разве в его пьесе, к сожалению, чересчур поздно получившей признание, мы не читаем… Разве мы не читаем в ней… Ах ты, черт, как только речь заходит о моей пьесе, я торможу, даже в надгробной речи.)

— …тогда как обычно она ест маслины.

— Послушай, мне кажется, зря ты так волнуешься: нечто подобное случается со всеми парами.

— Ты уверен?

— Конечно.

— Надеюсь, ты прав… И это письмо, оно ведь могло быть написано попросту кем-то из родственников, каким-нибудь кузеном или теткой… А она не хотела мне…

Нет. Жюльен слишком плох сейчас. Он не сможет произнести настолько умную речь. Но теперь уже поздновато искать другого лучшего друга. Тем более — лучшего друга, ничуть не сомневающегося в верности своей жены. Остается только одна возможность: я заранее записываю на кассету сочиненное и произнесенное мной самим прощальное слово и оставляю его точно так, как оставляют завещание. Для того чтобы в Великий День нажать на кнопку магнитофона, не нужно быть особо харизматической личностью, нажать на кнопку может кто угодно. Проблема в том, что это слишком напоминает какой-нибудь современный хэппенинг, как бы этой речью не испортить всю церемонию. Внимание собравшихся будет перенесено с содержания на форму, и печаль рискует уступить место простому удивлению. Не считая того, что произнесенная мною самим надгробная речь может зародить сомнение в моей легендарной скромности, о которой уже говорилось выше. Так что этот вариант лучше не разрабатывать.

— …повыше Авиньона.

— Послушай, мне кажется, зря ты так волнуешься: нечто подобное случается со всеми парами.

28

Тео заключает ее в объятия и нежно прижимает к груди, но Анна все равно не способна удержать слезы, и они льются рекой. На кладбище дует легкий ветерок, ее черные как смоль волосы чуть колышутся. Бедняжке нестерпимо думать о том, что меня больше нет, что вместе со мной ушли и все дивные моменты, которые нам довелось пережить.

Именно в эту минуту ей вспоминается поза временно исполняющего обязанности троцкиста в день, когда мы впервые такую позу испробовали. Это случилось ранней весной, день оказался знойным во многих отношениях. Мы случайно встретились у двери туалета, находясь на территории фермы-ресторана, славившейся экологически чистыми продуктами. Только-только она принялась округлыми и томными движениями рук, напомнившими мне пластику дикой кошки, стягивать с себя прозрачную кофточку, — мать ставит передо мной тарелку с живыми устрицами, которых предстоит убить одну за другой.

— В честь чего это у нас устрицы?

— А что — теперь требуется специальный повод для того, чтобы поесть устриц?

— Черт! А я-то думал, мы празднуем окончание твоей пьесы!

Мы сдержанно посмеиваемся, и я несколько фальшиво бормочу: скоро-скоро…

Перейти на страницу:

Все книги серии Французская линия

"Милый, ты меня слышишь?.. Тогда повтори, что я сказала!"
"Милый, ты меня слышишь?.. Тогда повтори, что я сказала!"

а…аЈаЊаЎаЋаМ аЄаЅ ТБаОаАаЎа­ — аЈаЇаЂаЅаБаВа­а аП аДаАа а­аЖаГаЇаБаЊа аП аЏаЈаБа аВаЅаЋаМа­аЈаЖа , аБаЖаЅа­а аАаЈаБаВ аЈ аАаЅаІаЈаБаБаЅаА, а аЂаВаЎаА аЏаЎаЏаГаЋаПаАа­аЅаЉаИаЅаЃаЎ аВаЅаЋаЅаБаЅаАаЈа аЋа , аИаЅаБаВаЈ аЊаЈа­аЎаЊаЎаЌаЅаЄаЈаЉ аЈ аЏаПаВа­а аЄаЖа аВаЈ аАаЎаЌа а­аЎаЂ.а† аАаЎаЌа а­аЅ "в'аЎаАаЎаЃаЎаЉ, аВаЛ аЌаЅа­аП аБаЋаГаИа аЅаИаМ?.." а…аЈаЊаЎаЋаМ аЄаЅ ТБаОаАаЎа­ — аІаЅа­аЙаЈа­а  аЇа аЌаГаІа­аПаП, аЌа аВаМ аЄаЂаЎаЈаЕ аЄаЅаВаЅаЉ — аБаЎ аЇа­а а­аЈаЅаЌ аЄаЅаЋа , аЎаБаВаАаЎаГаЌа­аЎ аЈ аЁаЅаЇ аЋаЈаИа­аЅаЃаЎ аЏа аДаЎаБа  аАаЈаБаГаЅаВ аЏаЎаЂаБаЅаЄа­аЅаЂа­аГаО аІаЈаЇа­аМ а­аЎаАаЌа аЋаМа­аЎаЉ аЁаГаАаІаГа аЇа­аЎаЉ аБаЅаЌаМаЈ, аБаЎ аЂаБаЅаЌаЈ аЅаЅ аАа аЄаЎаБаВаПаЌаЈ, аЃаЎаАаЅаБаВаПаЌаЈ аЈ аВаАаЅаЂаЎаЋа­аЅа­аЈаПаЌаЈ. а† аЖаЅа­аВаАаЅ аЂа­аЈаЌа а­аЈаП а аЂаВаЎаАа , аЊаЎа­аЅаЗа­аЎ аІаЅ, аЋаОаЁаЎаЂаМ аЊа аЊ аЎаБа­аЎаЂа  аЁаАа аЊа  аЈ аЄаЂаЈаІаГаЙа аП аБаЈаЋа  аІаЈаЇа­аЈ, аЂаЋаЈаПа­аЈаЅ аЊаЎаВаЎаАаЎаЉ аЎаЙаГаЙа аОаВ аЂаБаЅ — аЎаВ аБаЅаЌаЈаЋаЅаВа­аЅаЃаЎ аЂа­аГаЊа  аЄаЎ аЂаЎаБаМаЌаЈаЄаЅаБаПаВаЈаЋаЅаВа­аЅаЉ аЁа аЁаГаИаЊаЈ. ТА аЏаЎаБаЊаЎаЋаМаЊаГ аЂ аЁаЎаЋаМаИаЎаЉ аБаЅаЌаМаЅ аЗаВаЎ а­аЈ аЄаЅа­аМ аВаЎ аБаОаАаЏаАаЈаЇаЛ — аБаЊаГаЗа аВаМ а­аЅ аЏаАаЈаЕаЎаЄаЈаВаБаП. а'аАаЎаЃа аВаЅаЋаМа­аЎ аЈ аЇа аЁа аЂа­аЎ.

Николь де Бюрон

Юмористическая проза

Похожие книги

Чингисхан
Чингисхан

Роман В. Яна «Чингисхан» — это эпическое повествование о судьбе величайшего полководца в истории человечества, легендарного объединителя монголо-татарских племен и покорителя множества стран. Его называли повелителем страха… Не было силы, которая могла бы его остановить… Начался XIII век и кровавое солнце поднялось над землей. Орды монгольских племен двинулись на запад. Не было силы способной противостоять мощи этой армии во главе с Чингисханом. Он не щадил ни себя ни других. В письме, которое он послал в Самарканд, было всего шесть слов. Но ужас сковал защитников города, и они распахнули ворота перед завоевателем. Когда же пали могущественные государства Азии страшная угроза нависла над Русью...

Валентина Марковна Скляренко , Василий Григорьевич Ян , Василий Ян , Джон Мэн , Елена Семеновна Василевич , Роман Горбунов

Детская литература / История / Проза / Историческая проза / Советская классическая проза / Управление, подбор персонала / Финансы и бизнес