Фигурки страсти

Ядовитая слюна птицы-змеи падала на землю тут и там, и выросли из нее цветы клеветы с черными и белыми лепестками. Смотришь на белый лепесток – а он кажется черным, смотришь на черный – видится белый лепесток. Цюнни обернулся двоюродным братом старой Ай и вышел ей навстречу. Да, любил бес-оборотень принять вид чьего-нибудь родственника и рассорить людей! Едва завел он речь о Серебряной Фей, как понял: не зря старуха всю жизнь носила имя Ай, что значит – «полынь»… Показал он Ай черно-белые цветы – и улетел восвояси. Только сказал на прощание: «Яд из этих цветов будет вечен и вековечен, и чем жарче бьется рядом с ним человеческое сердце, тем верней будет его действие: верней, сильней и смертоносней!»

Собрала Ай большой букет и понесла по деревне. В какой дом ни войдет, везде цветок оставит. Аромат их был подобен слюне Цюнни – сочились они ядом клеветы. Ох, зря винят в бедах и несчастьях недобрых богов! Боги только злоумышляют, а злодействует – человек.

Наши дни, Франция

Вскоре выяснилось, что Алёна устала за этот день больше, чем думала. Да еще автобус оказался из медлительных: отправился не по скоростной дороге, а в объезд, тащился через все городки и деревеньки, встречавшиеся на пути. Пассажиров было мало: ну кто в наше время во Франции ездит на автобусах, когда в каждом дворе стоит по нескольку автомобилей? Но то ли водитель оказался очень ответственным человеком, то ли сам процесс доставлял ему огромное удовольствие, однако он неумолимо тормозил на каждой пустой остановке, открывал дверцу и ждал не меньше двух-трех минут, прежде чем двинуться дальше. Вскоре Алёне стало казаться, что на самом деле автобус вовсе не пустой, просто другие пассажиры незримы. Может, водитель их видит, а она нет? Неплохо так кататься в автобусе, полном призраков, – никто не толкается, не ругается.

С призраками или нет, автобус наконец дотащился до Нуайера. Алёна вышла и немедленно ринулась в туалет. А потом свернула в магазинчик – купить мороженое. Только здесь продавалось ее любимое «Rhum-raisin», ромовое с изюмом, имеющее пусть слегка синтетический, но все же обворожительный вкус детства. И точно так же, как некогда в детстве, хрустели вафли – очень вкусные, нигде больше ей таких есть не приходилось.

Идти через весь городок с подтаявшим мороженым не хотелось. Да и жара к вечеру почему-то не спала, а еще пуще разошлась, поэтому Алёна свернула в самое, кажется, прохладное место города – в старую, еще восемнадцатого, а может статься, и семнадцатого века, каменную городскую прачечную на берегу реки Серен. И села там на каменную ступеньку, прислонившись к каменной стене.

В России в былые времена зимой стирали в прорубях, а здесь даже в самые студеные зимы реки толстым слоем льда не покрываются, вот и придумали некое строение на берегу реки. Горожанки – не самые знатные, конечно, а их служанки – выходили из дому с узлами грязного белья, собирались в прачечной, становились на колени над канавкой и стирали, били вальками (кстати, интересно, пользовались ли вальками француженки или они – сугубо русское изобретение?), полоскали белье, а потом, выкрутив его, цепляли на крюки, нарочно для этого подвешенные к балке над головами. Между прочим, бить вальками, вообще стирать по-русски, по-старинному, называлось «прати», отсюда и слова «прачечная» и «прачка». А местное стиральное заведение именовалось «lavoir» и означало место для стирки белья, устроенное на реке или пруду. В Муляне тоже имелся такой лавуар, но там прудик заглохший, заросший травой, и домик маленький, скромненький, а в Нуайере – настоящая римская купальня, только без фресок на стенах.

Странным образом Алёне всегда становилось легче на душе, когда она приобщалась к чему-то безусловно старинному. Уж казалось бы, во Франции старина на каждом углу, а все равно приятно было в этом лавуаре посидеть и попредставлять себе прачек с картин Фрагонара или Греза – как стоят они на коленях, подоткнув под них свои пышные юбки, чтоб не мерзнуть на студеных камнях…

Хотя нет, женщины на картине Фрагонара, которая так и называется – «Прачки», – в нарядных, легких платьях вешают белоснежные простыни в старинном, невероятно красивом саду рядом с мраморной скульптурой льва. И прямо слышно, когда глядишь на полотно, как ветер хлопает мокрыми простынями и шумит в листве высоченных платанов…

Алёна доела мороженое, ополоснула пальцы в исторической лохани и сунула руку в сумку – за платком. Потянула бумажный квадратик, за него зацепились наушники плеера, за наушники – что-то бисерное, длинное… Ах ты, господи, у нее в сумке вечно черт ногу сломит! Ой, это же сумочки девчонок, бисерные сумочки, купленные на ярмарке в Троншуа. А вдруг сестрички сейчас горько рыдают, вспоминая свои покупки, думают, что потеряли? Надо бы позвонить, успокоить их… Однако из Нуайера мобильная связь не проходит – городок в низине лежит, между отрогами Бургундских гор, не так чтобы очень высоких, но все же представляющих неодолимую преграду для сигналов сотовой связи.