«Хороший парень» оказался уже взрослым мужчиной под два метра ростом, с хищными, цепкими чертами лица и жёсткими волосами цвета вороньего крыла.
Рыцарь говорил немного и всегда по делу.
— Я подумаю, куда её можно пристроить, — кивнул он Фогу и вышел из небольшого, немного безумного, но такого уютного дома магистра.
На меня он даже не взглянул.
— Ну вот и всё, Алена, — прохрипел Фог, укладываясь на кровать, и я поправила ему подушки. — Я сделал для тебя всё, что мог.
Я не верила в то, что можно почувствовать день собственной смерти, но старичок и правда беспокоил меня в последнее время. Куда-то резко ушла бодрость и резкость ума. Он словно погружался в транс временами, видя перед собой странные картины.
— Согласна, — улыбнулась я, видя, как его глаза затуманиваются сном. — Теперь моя очередь позаботится о вас.
— Береги Хаяну, — пробормотал магистр, переворачиваясь на правый бок. — Она добра. А это редкое качество в любом из миров…
Я хотела ответить, что маму никогда и ни за что не оставлю, но Фог уже спал, сладко посапывая. И аккуратно прикрыв за собой дверь, я вышла в вечер, направляясь домой.
А на утро пришли новости — магистр Фог скончался ночью в своей кровати, во сне.
— Алена, — мать взяла меня за руку через квадратный стол, вырывая из воспоминаний. — Со мной всё в порядке, честное слово, — её глаза смотрели тепло, но строго. Всё-таки эта женщина была аристократкой с железной волей, несмотря на всю внешнюю хрупкость. — Я устала вечно лежать в кровати и превращаться в мумию. Сейчас я просто хочу испечь пироги своей дочери и поболтать с ней, как до этого штаксового побега.
То ли упоминание местного черта из уст Хаяны, которая никогда не ругалась, впечатлило меня, то ли я сама отчаянно скучала по её обществу, но перестала настаивать и сжала в ответ её руку.
— Вот и отлично, — улыбнулась мама. — Расскажи мне пока о том, что происходит в «Здравнице» и о твоей новой работе. А я пока вторую партию пирожков поставлю.
Рассказ не занял много времени, с учётом того, что я тщательно обходила личность Артейда. Похоже, это заметила и Хаяна, потому что её тёмные глаза-вишни вдруг загорелись лукавой искоркой:
— А как дела с драконьим очарованием?
— Мама, — поперхнулась я пирожком с яблочным повидлом. — Оно на меня совершенно не действует! Я занята работой!
И столько праведного гнева было в моем голосе, что я сама себе не поверила.
Хвала Яве, Хаяна не стала расспрашивать дальше, а лишь слегка изогнула красивую чёрную бровь.
— Я уже говорила, но скажу ещё раз, — произнесла она, когда я закончила и засобиралась в «Здравницу». — Будь осторожна, Алена, только высшие им ровня, только…
— Только одни из Четырёх, да помню, я помню, — невежливо перебила я, нахмурившись. В глаза маме я смотреть избегала. — Не собираюсь я в него…
— Что? Влюбляться? — ахнула Хаяна.
Тело опять налилось свинцовой тяжестью, а память услужливо прошептала «Алена…» губами инквизитора.
Штакс!
Штакс!
Штакс!
— Мне нравится другой, — вдруг соврала я, чтобы немного успокоить её. — Его друг. Теймир. Я пока не выяснила кто он, но он обходительный и очень доброжелательный.
Испуг начал медленно сходить с лица мамы.
— А он… Он не один из Четырёх?
— Пока не знаю, — честно пожала плечами я. — Но выясню.
Хаяна опять внимательно заглянула в моё лицо, а я поразилась тому, на сколько она красива: чёрные волосы, завязанные в небрежный пучок, всё ещё хранили блеск, как и карие глаза-вишни, смотрящие внимательно, пронзительно, обрамлённые тёмными ресницами. Пухлые губы были обескровлены продолжительной болезнью, а кожа чуть посерела. Но очень скоро я всё это исправлю. Возрожу в этой ещё красивой женщине жизнь и молодость.
Поцеловав меня в щёку и пообещав принять лекарства, она прикрыла за мной дверь.
А я зашагала прочь от дома, на ходу заплетая волнистые волосы в тугую косу.
Давно обрезала бы, но мама была против. Даже чуть не заплакала, поймав меня с ножницами в руках после встречи с болотным репьём.
Иголки она тогда сама вытащила из непокорных кудрей.
— Ты красавица, Алена, — прошептала она, чмокнув меня в макушку и оставив перед зеркалом.
А я усмехнулась, подумав, что судьба точно имеет хорошее чувство юмора, потому что в отражении я видела то же лицо, что смотрело на меня из земных зеркал — серо-зелёные глаза, высокие скулы, острый подбородок и белая, чуть золотистая кожа. Пшеничного цвета кудрявая грива волос, которая смотрелась просто огромной на длинной хрупкой шее. Словом, это была всё та же, двадцатитрехлетняя я — Алёна Колокольцева.
Близнецами мы с Мартэллой быть не могли, это понятно. Но думаю, в этот мир меня точно забросило не просто так.
Жаль Фог покинул нас слишком рано, так и не успев рассказать мне, всё, что хотел.
Или он и не хотел? Если и правда знал, когда уйдёт?..
Раздумывая обо всём этом, я двигалась по проспекту, а потом узкими улочками, сокращая путь до «Здравницы».
Огорчение от того, что пришлось врать маме разливалось стыдом по щекам.
И зачем я только это сделала?