— Марика, мамой клянусь, я твой всё род люблю, вернись домой, нэ буду убиват! Ну, чем хочищ, клянусь! Гаварить буду! Как человека прошу, иди сюда, а-а!
— Ты смелый, потому что моих братьев нет здесь! — крикнула девушка из своего укрытия, — но Аллах всё видит!
— Я сейчас и братьев твой таптат буду, и тебя, и маму твой!!! — побагровев ещё больше, ринулся взбешённый мужик в наступление.
— Ваааааиииииииии!!!!!! Убивааааююююют!!!!!!!
В доме громко заржали:
— Не убивают, а скорее род пытаются продолжить!
— Ну, всё, хорош концерт смотреть. — Подошёл высокий парень, бесцеремонно отпихивая смеющегося кучерявого брюнета, распахнул оконную раму и, обращаясь к кавказцу, громко крикнул:
— Остынь, Орёл!
Мужик затормозил резко, совсем немного не добежав до беседки, разворачиваясь с возгласом: — Я твой…
— Даже не думай, отрежу, на долго бездетным останешься. — Опережая события, посмеиваясь, ответил Кир из открытого окна на втором этаже.
Глаза «героя-топтуна» расширились, и остаток фразы он просто втянул в себя глубоким шумным вдохом, забыв как дышать, вдруг замер.
— Вах! Кир! Не узнал, брат! — хлопнув пару раз густыми ресницами, он выдохнул. — Прости, брат! Вот, жена роль рэпэтируэт, знаищ эти там спиктакли-минтакли женские. Помогаю ей! — Растянув губы в паршивом подобии улыбки, указал он на вновь выглянувшую из-за беседки перепуганную девушку. — Видищ, она рэпэтируэт!
Та перевела испуганный взгляд с Кира на бледного мужа и коротко кивнула.
— Гы-гы, — хохотнул Фома, выглядывая из-за плеча друга. — Репетируют, ну да, клоун… Гы-гы-гы…
— Сходи, Орёл, чай-май попей и успокойся. Давай, давай, заканчивай свой концерт, заходи в дом, гостем будешь. — При этом он приглашающе махнул рукой и, развернувшись, удалился в недра дома.
— А-а… — мужик повернул корпус, указывая рукой на беседку.
— Да вернётся твоя Марика, не волнуйся. — Пытаясь унять смех, сказал Фома. — Сейчас отсидится там, сколько надо… — всё же не сдержавшись, хихикнул, — по роли, и придёт.
— Заходи. — Кир вышел во двор, встречая гостя. — Это, вот сюда положи, — глянув на пистолет, указал он на железный ящик в коридоре.
— Да брат, канещна. — старательно вытирал гость босые ноги об половик у порога.
Мужика заметно потряхивало, но не из-за семейной склоки, а от осознания близкой смерти, которая прошла только что мимо, слегка дыхнув могильным сквознячком, взъерошив волосы не только на голове, но и там где они росли, вообще.
Орёл сидел в кресле, как пионер, прилежно сложив руки на волосатых коленях, краснота с лица схлынула, уступив место более бледным тонам кожи, что ближе к белому, и натянуто улыбался.
— Пойдёмте лучше на кухню, — предложил Фома, когда Орёл многозначительно покосился на пачку сигарет, силуэт которой отчётливо просвечивался сквозь светлую ткань нагрудного кармана летней рубашки. — В доме дети, так что в комнате лучше не курить.
— Канещна, брат! Дети — это святое! — Закивал Орёл, подтверждая слова, да с таким усердием, что хрустнуло в шее. Поспешил подняться и торопливо засеменил в указанном направлении, по пути почувствовал, что в районе ануса был «съеден» один из микимаусов, и небрежным движением поправил трусы, тем самым спас мышонка от неминуемой гибели.
Рыся поставила дымящие ароматом отличного кофе чашки и молча вышла.
Этот человек почему-то девочке очень не нравился, и, случайно встречаясь с ним на улице или в магазинах, она всегда старалась поскорее скрыться с его глаз.
Орёл невольно зыркнул в её сторону, но тут же отвернулся, испугавшись, что этот взгляд заметили и его интерес к девочке обнаружили.
В окне прошмыгнула чёрная лохматая голова.
Спустя минуту голова вернулась и опасливо заглянула в помещение, чуть показавшись с краю окна, быстро исчезла. Кир приоткрыл створку и увидел с растёпанной шевелюрой сверху серый мохнатый шар, сверкающий голыми ляжками. Девушка со скоростью хорошего спортсмена рванула к калитке, не забыв задрать шубу до самых бёдер, чтобы та не мешала очень быстрому бегу. Тапки она где-то потеряла.
Ироничная улыбка слегка коснулась губ старого немца.
— Ну, что, Орёл, рассказывай, как докатился до такой жизни? — Развернулся он к гостю.
— Какой жизни, Кир? Харощая жизнь у миня, честная! Мамой клянусь!
— Ты прекрасно знаешь законы, касающиеся граждан нашего города… Устроил тут балаган. — Бросил Кир, не сводя холодного взгляда с кавказца, которому, кажется, уже совсем плохо стало, не спеша выдвинул табурет и присел напротив.
— Она сама просила! В кино-шмино актрисай быть хочет! — Развёл он руками, блестя мокрыми ладонями.
Кир смерил мужика в трусах уничтожающим взглядом. Голова того медленно втянулась в плечи, на лбу выступила испарина.
— Прости Кир, палку перегнул, — ответил Орёл севшим голосом.
— Кофе пей. Остыл уже, — кивнул Кир без намёка на хорошее настроение.
Мужчина попытался взять чашку, но руки предательски заколотились, выбивая невольно звон посуды.
— Не пролей, — усмехнулся Фома, — трусы испортишь. Козырные! — Широко улыбнулся.