Филарет – Патриарх Московский

— Ах! — услышал я, отстав от царя намеренно на два шага. — Я ждала тебя, Ванюша!

Войдя, и увидев перед собой сидящую в кресле миловидную женщину и стоявшего рядом с ней мальчишку, я остановился.

— Как ты, душа моя? — спросил Иван Васильевич, чуть дрогнувшим голосом.

— Не очень хорошо, Ванюша. Совсем слабая стала, боли головные измучили, сердце словно запутавшаяся в силке птица трепетает, — произнесла царица тихим голосом, сильно смущаясь.

— Врачи английские были?

— Вчера прибыли. Смотрели меня. Говорила я с ними.

— Снова на латыни разговаривали?

— Они всегда либо на ней, либо ещё на каком-то непонятном для толмачей языке говорят.

— Предлагали что выпить?

— Нет, Ванюша. Ой! А это кто с тобой? — спросила царица, словно только заметив меня.

— Это сын брата твоего, Никиты. Фёдором кличут. Он зело грамотный. Говорит, что может распознать болезнь твою.

— Так он же отрок, — удивилась царица. — Никите много сынов Господь дал. Это, какой?

Иван Васильевич оглянулся и посмотрел на меня вопросительно.

— Варвары Ховриной я сын, государыня царица.

— А, старшенький плмянник! Ну подойди-подойди.

Я посмотрел на царя. Тот разрешающе кивнул головой. Подойдя ближе и увидев протянутые ко мне худые дрожащие руки, я мысленно вздрогнул, но шагнув ещё ближе, взяв их в свои ладони и прижал к своему лицу. Из моих глаз потекли слёзы.

— Ну, что ты племянник, что ты? Не плачь Фёдюня. Может я ещё, с Божьей помощью, поправлюсь?

В её словах звучал вопрос.

— Конечно поправишься, матушка-государыня, — сказал я, вытирая слёзы, — только не пей больше никаких лекарств. Пей больше воды и взваров всяких. Перекормили тебя лекарствами. Продрогла, наверное ранее, грудь застудила, а тебя вредными снадобьями заморскими почивали. Они лихоманку отогнали, а кровь отравили. Нет лекарств безвредных. Одно лечим, другое калечим, говорят травознатцы.

— Распознал хворобу, Фёдор, — спросил царь грозно?

— Распознал, государь. Вот прочти.

Я вынул из-за пазухи свёрнутый в несколько раз лист бумаги.

— Что это?

— Я написал, как проявляется отравление ртутью. Сегодня утром написал.

Иван Васильевич прочитал, бросил лист бумаги на пол, топнул по нему ногой и так скрипнул зубами, что мальчишка, стоявший у кресла матери вздрогнул. Он явно боялся отца.

Крутанувшись вокруг своей оси на одном месте, царь сделал шаг и упал на колени перед женой, бросив свою голову ей на колени.

— Ну, что ты, что ты, Ванюша? Вон, Федюня говорит, что я поправлюсь. Ты сказал, ничего не пить, кроме воды… И всё?

Государь обернул на меня заплаканное лицо и посмотрел на меня с такой надеждой, что я, чуть разведя руки в сторону, только и смог произнести:

— Можно уголь древесный… Тот что у кузнецов… Он многие яды из кишок выводит… Он даже ткани отбеливает.

— Но прежний лекарь оставил порошки.

— И ты, государыня, продолжаешь их пить?

Глава 11

Она кивнула. А я схватился за голову.

— Да, что же такое?! — закричал я. — Мы же говорили. Не пить ничего!

— Мне сказали, «ничего нового». А эти я пью каждый день.

— Вот, млять! — выругался я. — Отравление идёт постоянно. Срочно найти уголь! И принести!

Иван Васильевич вскочил, словно ужаленный.

— Уголь! — он закричал, — Уголь!

— Где тут кузня? — спросил я. — Сам пойду, выберу. Пусть проводят.

Царь выскочил за дверь.

— Где кузница, знаешь? — спросил он стражника.

Тот утвердительно кивнул.

— Проводи боярина к кузне, пусть наберёт угля сколько надо и сюда вернитесь. Быстро!

— Слушаю, государь и повин…

— Пшёл! Быстро!

Стражник с бердышем наперевес, выскочил из дворца, и так быстро метнулся в сторону, обратную от ворот, что всполошились и остальные стрельцы, до того спокойно дефилирующие по кремлю.

— Что случилось, Архип? — крикнул один. — Измена?

— В кузню! Царь послал в кузню! — крикнул тот, и ускорил бег.

Я за ним едва успевал.

Кузница находилась возле стыка двух каменных стен, звон её наковальни мы услышали издалека. Кузница больше походила на квадратную башню, так как возвышалась над кремлёвской стеной метра на три и заканчивалась трубой из которой валил чёрный дым.

В кузне, куда свет проникал через множество узких бойниц, было почти темно и я со света с трудом разглядел молотобойцев так орудовавших возле трёх наковален, что те пели, словно двенадцать колоколов.

Стрелец вошёл внутрь и я увидел, что он подошёл к одному из трёх мужиков и что-то сказал раз, другой, третий, а потом выволок его из кузницы за рукав.

— Говорю тебе, он скажет, что приказал государь. Что-то про уголь.

Слабых кузнецов не бывает. Этот выглядел соответственно. Его голый торс, перекатывался буграми мышц, и, как и руки, и лицо лоснился жирным потом. Едкий запах аммиака саданул в ноздри так, что едва не сшиб с ног.

— Надо собирать его пот, как нашатырь, — подумал я.

— Что надо, отрок?

— Нужен уголь, выжженный из дуба, — сказал я быстро но чётко.

— Уголь? Дуб? Вон куча, — показал он рукой с щипцами в темноту помещения и повернулся уходить.