Филарет – патриарх Московский. Часть 2

– Жадные они. Нужно устроить каждому по торговому порту. Ревель для шведов, Нарова для ганзы и Выборг для финов. Полоцк возьмём, будет выход к морю по реке Двине к Риге для поляков. Архангельск есть, как альтернативный путь для англичан и голландцев… Достаточно ведь для торговли.

– Не знаю, как можно с мужиком за одним столом сидеть? – задумчиво произнёс царь.

– Ты о короле шведском? А что тут такого? Между прочим, отец Густава Васы Эрик Йоханссон – шведский дворянин из знатного рода. А дед его Кнуд Тордссон Бунде, был двоюродным братом отца шведского короля Карла VIII Кнутссона Бунде, между прочим. В отличие от меня, – Попаданец вздохнул, – царей в родстве не имеющего, а царём ставшим, ибо все родовитые продадутся кто полякам, кто англичанам, кто османам, а кто татарам. Вот и думай, кто для государства лучше: родовитый предатель, или безродный патриот.

Иван Васильевич нахмурился.

– Не знаю я какой ты патриот… Кстати, что это означает? От Греческого «патриос»? Отеческий?

Попаданец грустно кивнул.

– Патриот… Хорошее слово. Так вот, вижу, что за отечество ты болеешь, больше, чем за свой живот. Мог ведь и сбежать. Нашли бы конечно, но не сразу.

Фёдор вынул из-за пазухи седой парик с бородой на верёвке, ловко надел на голову, расправил на лице и превратился в согнутого жизнью старичка. Он проковылял, прихрамывая на одну ногу и вроде как опираясь на невидимую палку.

Царь «ахнул», удивившись, рассмеялся, скривился от боли, захлопал в ладоши.

– Ах, шельмец! Ах, шельмец! Я ведь знал! Не зря ты про шпигунов английских говорил, в горбунов наряжающихся. И сам так можешь! Ах, шельмец!

– Говорил же, «хотел бы уйти – ушёл», да в твои руки отдался, ибо твоя жизнь и жизнь твоих детей мне дороже своей.

Иван Васильевич нахмурился, задумался. Потом сказал:

– Думать буду над твоими словами. А ты иди пиши свои предложения. Что это? – спросил царь, увидев, что Фёдор что-то достаёт из сумки.

– Это – спиритус простой. Ты его в любой взвар добавляй по чуть-чуть. А это спиритус чесночный12. Его тоже пить надо, но три раза в день. Можно тоже взваром разбавлять.

– Чеснок я люблю. Мы к чесноку привыкшие.

Чеснок, действительно, был той «специей», которую клали в любое блюдо, даже в пироги с мясом и рыбой. Иностранцы терпеть не могли русские пиры, ибо чесночно-луковый и черемшанный смрад на пиру стоял жуткий. Знали предки толк в еде, полезной для здоровья. Причём в черемше был антибиотик13, отличный от чесночного. А в луке, если его превратить в кашицу, тоже имелся антибиотик, такой же, как и в чесноке. Вообще-то, природных антибиотиков произрастало много и предки, к удивлению Попаданца, их активно использовали. Хорошо знал про них и Попаданец.

– Если я тебя оставлю, ты не нажрёшься мяса с грибами и квасом?

– А ты куда и зачем? – насторожился государь.

– Я же говорил тебе, служба у меня работает. Нельзя её оставлять на самотёк хотя бы в начале. Надо отчёты выслушать, записки принять, вычитать.

– Пусть сюда приходят. Вместе послушаем.

– Рано им ещё перед царём стоять. Они ещё только учатся сыскной науке. Но ежели, что интересное принесут, ты сразу узнаешь. Я же говорил. Все записки нумеруются, учитываются и сшиваются в книги. Ничего не потеряется. Захочешь – посмотришь. Всё как в бухгалтерии.

– Как в бухгалтерии? – переспросил с улыбкой царь. – Твои книги: «Введение в бухгалтерский учёт» и «Русская арифметика» у меня вон, где лежат.

Царь показал на кафедру.

– Освоил?

– Освоил, – горделиво ответил царь. – С собой вожу.

– Может их надо их напечатать? – спросил Фёдор.

– Думал о том, – кивнул головой царь. – Вот двор печатный в Слободу перенесём, тогда и напечатаем. Сейчас Афонька «Апостол» режет.

– Да, тогда и я доберусь до книгопечатания.

– Ты?! – удивился царь, но не стал дальше расспрашивать, а лишь покрутил головой. – За всё горазд взяться!

– Возьмусь, государь, но постепенно. Рук всего две. Сейчас тайная служба важнее.

Попаданец улыбнулся.

– И какая же она у тебя тайная? Неужели никто не узнает? Топтунов и шептунов Басманов поставит за тобой, и всё разузнает.

– Да как что же он узнает? – рассмеялся Попаданец. – Что я захаживаю в купеческий дом «Гольштейн со товарищи», что открылся в Гостином дворе? Так и пусть его. И то, что мои «соколы» из купеческих семей, то многим известно. Кривятся, но терпят. Осёк я некоторых, чо моё дело, кого к себе приближать, вот и умолкли.

– Шипят, аки змеи, – рассмеялся государь. – Ничего, как в Слободе свою не боярскую Думу учредим, попляшут они у нас.

– Так и вот… Басманов твой узнает, только то, что я и мои «соколы» занимаемся торговлей. Сие для меня зазорно, но не смертельно. Попы и митрополиты занимаются торговлей, а бояре почему хуже?

Царь дёрнул головой и хмыкнул.

– Устои ломаешь, Федюня… Молодец. Так и надо. А то: «по старине, по старине надо…», кого-то передразнил он «козлиным» голосом. – Я им устрою «по старине».

– Ну, я пойду? Завтра с утра буду. Если вдруг поплохеет, зови. Я у себя в усадьбе буду.

– Ступай, Федюня. Позовёшь постельничего.

Фёдор поклонился и вышел.

* * *