— Не Ивана Васильевича хоромы, а отца его — бывшего царя Василия и матери его — царицы Елены.
— А-а-а-а… Большие хоромы?
— Большие. Ты не был в Кремле?
Мальчишка опустил взгляд в пыль.
— Не всех купцов в Кремль пускают. Только с серебряной тамгой царской. Тех, кто поставляет товар к царскому двору.
— А-а-а… А я думаю, почему покупаю товар у одних, а привозят другие купцы.
— То не купцы, а перекупы, — скривился Данька и, «стрельнув глазами» из стороны в сторону, а потом на меня, сказал. — К воеводе близкие люди. Через них мы с Кремлём торгуем.
— Понятно. Чем ещё, кроме грибов, торгуете?
— Да, чем все, тем и мы: рожь, овёс, горох, муку. У нас сговор с сельцом Афанасьево. Его товар и возим. Далеко за товаром не ездим. Сами с того села. Община направила ещё деда моего в Слободу, вот и прижились здесь.
— А хочешь Кремль увидеть? — вдруг, неожиданно для себя самого, спросил я.
— А чего его смотреть? Вот он, — Данька усмехнулся и показал подбородком на ворота.
— Изнутри…
— Изнутри?!
Он посмотрел на меня недоверчиво.
— А можно?
Я подумал.
— Спросить надо.
— Кого?
— Воеводу.
— Воеводу?! — Данька наконец-то раскрыл, до того чуть прижатые нижними веками глаза, потом фыркнул. — Так он тебе и скажет! Данила Романович важный человече. Не всех купцов даже замечает, не то что говорит. А с тобой так и говорить станет? Ещё и тамгу на проход даст?
Я понял, что не знаю, как другие проходят в Кремль. Не обращал внимание. Сам-то всегда был с охраной из стрельцов.
— Берите грибы, — приказал я стрельцам и кивнул мальчишке. — Хочешь, пошли сейчас?
— Сейчас не могу, надо тятю спросить.
— Так спроси.
— Нету его.
— Понятно. Скажешь ему, что я бы муки прикупил бочонков десять про запас, зерна, гороха. А где он, кстати? Поговорить бы с ним… О закупе…
— Отобедавши отдыхают с братами.
— О, как? А разбудить?
— Браниться будут.
— Веди в лавку тогда сам.
— Так они там и спят: на полу, да на мешках.
— Ну, тогда слушай меня. Мука должна быть просеяна. Из мешков пересыпана в сухие, прокалённые на солнце бочки, на дно которых надо насыпать зубки чеснока и перекладывать чесноком слои муки пять раз. Понял?
— Понял, — просто сказал мальчишка.
— Также и с зерном, и с горохом. Понял?
— Понял.
— Хорошо. А я тамгу для вас возьму. На кого писать?
— На тятю.
— Имя отчество отца?
— Иван сын Кузьмы.
— Ладно. До завтра.
— До завтра, боярич.
Я вздохнул.
— Не боярич я, боярин.
Придя домой, я собственноручно написал «тамгу» с разрешением: «гостю из села Афанасьево Александровского уезда Ивану сыну Кузьмы Растворову со товарищи провозить любой товар в Кремль Александровской Слободы для боярина Фёдора Никитича Захарьина».
Вечером тамга была подписана лично царём и опечатана его печатью. Не нашёл я воеводу в Кремле. В то утро он убыл в Первопрестольную и мне об этом было известно ещё днём.
На следующий день я отдал «тамгу» отцу Даньки Ивану Кузьмичу. Повторил ему условия укупорки товаров и пообещал вскрыть две любые бочки для проверки. Так мы и познакомились с Данькой.
Потом присмотревшись к другим купеческим детям, я познакомился ещё с тремя: Кузьмой сыном купца Степана Ивановича Зубова, с Тишкой — сыном купца Петра Тихоновича Баранова и с Максимкой — сыном Петра Васильевича Хахалина. Им я «тамги» на торговлю не выписывал, но для прохода в Кремль медные медальоны выдал.
Мальчишки, в отличии от меня, знали что это такое. Они сразу уверенно крепили брошки на правое плечо рубахи и сразу возносились не только над сверстниками, но и над всеми окружающими их жителями Слободы, ибо очень даже не у всех жителей десятитысячного городка имелись такие медальоны с изображённым на них единорогом, топчущим змея.
Медальоны я взял у Ивана Васильевича, который на мою просьбу о пропуске на территорию Кремля сыновей купцов, сказал: «Да возьми медальоны и раздай нужным людям. Я тебе доверяю». И показал рукой на один из сундуков, в котором этих медных брошек, лежащих в одном из ларцов, оказалось изрядное количество. Я взял двадцать.
— Тайную службу создаёшь? — спросил государь.
— Приручаю пока, — усмехнулся я — Начну обучать, посмотрю сгодятся ли? Мне бы там построиться, в посаде…
— Так возьми землю, — пожал плечами царь. — Только в посад на охрану твоей усадьбы стрельцов я не отдам. Нельзя им жить с посадскими. У стрельцов своя пятина1. Вот в ней и купи землю.
— У меня столько денег не будет.
— Ну, хочешь, я тебе отпишу, как служивому боярину двести четей земли? Но тогда будь добр прибыть на зов конно и оружно.
Я пожал раздавшимися юношескими плечами.
— Страха нет. Я просился с тобой на войну. Как раз к тому времени ещё больше окрепну и уж точно сойду за пятнадцатилетнего.
Иван Васильевич с любопытством посмотрел на меня, разглядывая с ног до головы.
— Так… Сейчас тебе, как ты говоришь, восемь с половиной лет, а выглядишь ты на все двенадцать. И это всё за какие-то не полные два месяца. Хотя ты мне и при первой нашей встрече показался каким-то слишком большим и взрослым. Помнишь я тебя ещё про карлика спрашивал?
— Так это уже здесь было?