Филарет - Патриарх Московский (СИ)

— Погостить-погостить, — перебил я его, так как знал, что с холопами и дворней лучше о стороннем не заговаривать, ибо, заболтают так, что и не заметишь, как день кончится. — Так, поможешь мне?

Ерёма недовольно скривился.

— Что надо делать, барин?

— Кто это — барин?

— Знамо, кто — ты, не я же, — плотник снова оживился. — Михал Петрович всем объявил, что с сего дни обращаться к тебе только так.

— Вот оно что! Быстро я возвысился! — подумал я. — Не обернулось бы мне это возвышение лихом. Кто-то пол жизни зад рвёт, чтобы боярство получить, а я в одночасье, хлобысь, и в дамки. Вот-то в отцовом семействе заголосят. Батяня-то не боярин ещё. Воевода — да, но до боярства ему ещё далеко. Осерчает. Пороть уже не моги, только на правёж к государю.

— Ха-ха! — рассмеялся я в голос, так неожиданно для Ерёмы, что он вздрогнул и осенил себя крестом. — Не боись. Только сегодня от царя боярство получил. Сам забыл.

— От самого, Ивана Васильича? — снова оживился плотник, пытаясь втянуть меня в рассказ о том, как я получил боярство.

— Так, Ерёма, не пудри мне мозги. Пошли в мастерскую, скажу, что надо делать.

— У меня своей работы гора и маленькая тележка, — заныл он.

— На правёж к деду хочешь? Устрою прямо сейчас. Хотя я сейчас и сам могу распорядиться. Позвать кучера с вожжами?

Ерёма посмотрел на меня исподлобья и молча направился к мастерской, по пути пнув рывшегося на посыпанной песком дорожке, петуха. Петух было кинулся на обидчика, но получил второй удар ногой и улетел в кусты рясно цветущей по обе стороны дорожки малины. Куры разорались, обидевшись за «мужа», и разлетелись кудахча в разные стороны.

— Началось в деревне утро, — подумал я. — Сейчас петух клюнет собаку, собака укусит жену плотника, и плотник вечером получит по голове скалкой, за то, что придёт с запахом браги. А о, что он сегодня напьётся с устатку, это и к бабке ведунье ходить не надо.

В плотницкой мастерской было жарко, пахло стружкой и бражкой.

— Где-то стоит откупоренный бочонок, — понял я и сказал:

— Зря ты бухаешь днём. Выпорет хозяин. Особенно если ты к вечеру не исполнишь мой заказ. Я тебя с утра ищу, а ты с утра уже пьяный и до сих пор не проснулся. А мне сегодня после вечерни к государю снова идти и справу мою показывать.

— Говори, что делать надо, — хмуро просипел Ерёма пересохшим горлом и покосился в угол сарая.

— Сделаешь бусины, как для чёток, вот такие, — показал я образец, — токма дыры не такие, а побольше, под спицы деревянные, которые тоже сделаешь. Размеры вот такие…

Подал ему ивовый, зачищенный от коры прутик.

— Сделаешь вот такой короб.

На толстой свиной крашенной коричневой коже, набитой на несколько досок, я нарисовал мелом рамку со вставленными в неё прутиками с нанизанными на них бусинами.

— На каждой спице по десять бусин, а здесь и здесь по четыре. Всё понятно?

— Понятно, — буркнул плотник.

— Это хорошо, потому, что сроку тебе до вечерни.

Я развернулся и пошёл на выход.

— Всё одно не успею.

— Хочешь помогу? — спросил я.

Ерёма снисходительно посмотрел на меня.

— А что ты могёшь? — криво усмехнувшись, спросил он.

— На стане точильном бусины выточить, сверлить дыры коловоротом, строгать плашки. Много чего могу.

— Врёшь небось?! — удивился плотник. — А ну, покаж.

Он подошёл к простейшему токарному станку с ножным приводом и зажав в него брусок, подал мне резец деревянной рукояткой вперёд. Я покрутил его, перед глазами, разглядывая и подошёл к станку.

— Давненько не игрывали мы в шашки, — пронеслась чужая мысль и родила идею наточить ещё и шашек, а к ним сделать коробку-доску.

— Так. Задание меняется, — сказал я. — У тебя тонкие листы дерева есть?

— Тонкие?

Я кивнул.

— Такие? — он показал на лежащие стопкой деревянные пластины толщиной с сантиметр.

— А ещё тоньше?

— Шпон, что-ли?

— Ну… Есть маленько.

— Покажи.

Ерёма пошёл в угол мастерской и взял с полки стопку тонких листов и поднёс мне.

— Нормально. Отрезаешь ровно вот так и вот так. Угольник у тебя есть с прямым углом?

— Это как?

Я начертил на «доске».

— А-а-а… Есть. Равный зовётся.

— Вот и вырежи два вот таких.

Я начертил.

— Тут одна часть, а тут две. Понял.

— Что ж не понять? Понял.

— Приступай, а я пока шашек наточу.

— Ну-ну, — недоверчиво хмыкнул Ерёма.

Я поставил ступню на педаль, а сам крутнул маховик, держащий зазубринами заготовку. Плашка медленно завертелась. Прижав резец к вращающейся поверхности, я почувствовал удар и резец вылетел у меня из рук, едва не угодив в левую, выставленную чуть вперёд, ногу.

— О, мля! — выразил я свои чувства и глянул на расплывшегося в улыбке плотника. — Как же так?

Тот на вопрос не отреагировал, а тупо смотрел, улыбаясь во всё лицо. Хмыкнув, я хищным взором оглядел помещение. Глаза уже привыкли к полумраку и, что тут имелось мне было прекрасно видно. Вскоре я усмотрел куску небольших камней, лежащих в стороне.

— Что это? Для чего?

— Камни. Для гнёта. Придавить если что надо…

— Понятно!