Филе пятнистого оленя

— А я и нашла. — Ее голос звучал победно, а глаза зло смеялись. — Я здесь до пенсии торчать не собираюсь. Сегодня заявление шефу на стол положила — увольняюсь. Он, скотина, еще и озлобился на меня. Якобы о таких вещах предупреждать заранее надо. Ну ладно, отсижу тут две недели — пусть подавится. А потом — оревуар, господа и дамы. Мне здесь делать больше нечего, в этом гадюшнике.

Тяжелое молчание повисло в комнате. Словно граница невидимая пролегла, стена почище Великой Китайской, отделяющая всех нас от нее — через каменные метры перескочившей. А потом холодный бухгалтерский голос спросил равнодушно-презрительно:

— И куда же это мы?..

И она начала рассказывать — в дерзкой такой манере, вызывающей. Насмешливым голосом вещала, что нашла себе место, которое давно искала. Ну не то чтобы искала, конечно, для нее специально создали вакансию одни серьезные люди. И будет она теперь работать в ночном клубе или казино — я не очень поняла. И что работенка там непыльная, знай себе клиентам улыбайся да зарплату получай. Которая, к слову сказать, втрое больше той, которую она здесь имела. И замолчала, ожидая вопросов, которых не было. И усмехнулась, услышав от Ольги Петровны, всегда такой вежливой, ласковой по отношению к ней, обиженную фразу:

— Ну да, мы здесь все в навозе, только кое-кто в белой шляпе…

Умела она оставить о себе приятные воспоминания.

А мне вдруг почему-то жалко стало, что она уходит. Не досадно, что я остаюсь, а она идет вперед и вверх, к сверкающим огням ночного города, к звону монет и шелесту купюр, выражаясь выспренно. Не радостно, что я остаюсь тут полновластной хозяйкой, той, которой была раньше — не Хозяйкой Медной горы, а скорее владычицей вонючей дыры, уж простите меня за скверную рифму. Дыры, за неимением лучшего меня устраивающей. Мне именно грустно было. Потому что вместе с ней уходила часть моей жизни, не всегда веселой, не всегда приятной и для меня уютной, но все-таки очень моей.

А еще мне было перед ней неловко. Да, вот так вот. Неловко за то, что я сделала, за то удовольствие, которое я испытала. Неудобно — из-за собственного предательства. Иначе я и не истолковывала то, что было между мной и очень приятным мужчиной Вадимом Юрским. Мужчиной, принадлежавшим другой — если не телом, то душой.

И хотя мы с ним никогда не говорили о ней, и секс между нами был именно сексом вдвоем, один на один, без ее призрака, маячащего у кровати, я отчетливо помнила, что она говорила тогда, давно, про него. И мои стоны в его постели, крики и мольбы, и мокрые тела, и влажные, полураскрытые рты, и порция хорошего виски, к которому я уже успела пристраститься — без пива, конечно, уже, можете мне поверить, — все это было обвязано голубой лентой скорого расставания. Я чувствовала, что мы словно последние строчки дописывали в письме, которое вот-вот будет положено в конверт с липким краешком и отправлено в никуда. И оттого было особенно остро, пряно, ванильно…

И мне хотелось как-то перед ней извиниться, обреченно покаяться. Потому что на душе было муторно и стыдливая изжога подступала к горлу. И я выждала момент, когда рядом никого не окажется, подвинула стул, сделала ей чай, о котором она не просила. И настроилась на нелегкую беседу, на посыпание головы пеплом, на непрощение.

— Жаль, что ты уходишь, — начала издалека. — Мне тебя будет не хватать.

Она улыбнулась довольно, словно мои слова ее обрадовали. Что ж, дальнейшие должны были разочаровать.

— Мы с тобой так работали хорошо, верно? С кем я теперь в хинкальную ходить буду, а, Ларис? А кто мне уроки будет давать — обучать искусству соблазнения мужчин? Может, останешься?

— Ну уж извини! — В голосе торжество послышалось. — Уйду ровно через две недели — только меня и видели. И тебе советую. Ты ничего девочка — только тебе надо учиться жить. Теперь уж самой. А здесь только плесенью покроешься…

Я не ответила ничего. Куда мне было идти?

— Я тебе кое-что сказать хотела, Ларис… Только ты не обижайся, ладно? Это ерунда все, глупость. Просто короткое приключение…

Она смотрела на меня с некоторым недоумением. Пока еще без ненависти.

— Просто один раз… Черт, как получилось глупо. — Я сглотнула воздух и выдавила наконец: — Мы с Вадимом… То есть с Юрским… Ну, в общем… Провели ночь… То есть две…

В ее глазах, в которых уже начали посверкивать статические разряды, вдруг безразличный туман появился — ушла гроза. Словно она ожидала услышать что-то важное, настраивалась уже, а проглотила порцию чужой безынтересной ахинеи. Моей то есть.

— Ну и что? Мне-то какая разница? Мы с Юрским все забыли уже — чего было и чего не было. Не тот это вариант оказался — я его и отшила. Это уж тебе волноваться надо — если у тебя на его счет планы. Мы с ним не одну ночь провели, а десяток как минимум.