Филиант

Я хочу сказать ему, чтобы остановил здесь – я настолько забываюсь, что трогаю возницу за плечо – в ту же секунду тишину ночи пронзает оглушительный вопль, я сам не понимаю, как меня отбрасывает прочь выстрелом в упор, буквально разносит на клочки. Я не успеваю сказать ему ничего, совсем ничего, а как же весна, заточенная в башне, а как же, а как же…

…сознание возвращается не сразу, если я вообще могу говорить про какое-то сознание у меня. Мир постепенно собирается – по осколкам, по кусочкам, я уже различаю город вдалеке, и башню чуть ближе – причудливую, остроконечную, оскаленную шпилями. Пытаюсь понять, как я чуствую, как я это вижу единственным оставшимся глазом, слышу остатками каких-то ушных нервов, отобранных у того, убитого, который запер весну в башне…

Спешить.

Скорее.

Пока не поздно.

Скольжу по снегу, обгоняя рассвет, уже готовый зардеться над лесом, беспомощно ударяюсь в запертую дверь, просачиваюсь корнями в замочную скважину, чтобы открыть. Еще одна дверь, потом лестница, которая кажется бесконечной, потом еще одна дверь…

Поворачиваю замок, открываю дверь, уводящую, кажется, в никуда, пытаюсь разглядеть что-то в непроглядном мраке – наконец, вижу тусклое мерцание впереди, тянусь туда, ближе, ближе, чтобы почувствовать весну совсем рядом…

Она коротко вскрикивает, отскакивает, хчет бежать от меня – как будто цепи дадут ей бежать – я настигаю её в углу, я вонзаюсь в цепи, чтобы открыть хитроумные замки – обессилевшее тело весны буквально падает в мои объятия…

– Не бойтесь… – с трудом выдавливаю из себя звуки, похожие на человеческую речь, – по-жа-луй-ста-не-бой-тесь… я-ос-во-сво-бо…

Не могу выговорить – освобожу, слова не слушаются меня, – но весна понимает, весна кивает, пытается встать, я поддерживаю её, обвиваю, обволакиваю, не то весну, не то женщину…

Вонзаюсь в пронизанную солнцем плоть, пронзаю корнями, колющими иглами, глубже, сильнее, больнее, высасываю – до крови, досуха, дочиста, чувствую, как мой разум буквально переполняется чужой памятью, которая хлещет через край…

Весна – или женщина – падает на каменные плиты пола, – я уже не замечаю её, я перестаю её замечать, в ней не осталось ни капли света, ни капли солнца, теперь самое время перебрать по каплям, по мгновениям, по нотам то, что впитал в себя…

Солнце обжигает – больно, сильно, безжалостно, я пытаюсь вырваться от обжигающего света, – не могу, слепящее сияние испепеляет меня дотла…

Город наоборот

– Почему легенды? – спросил он.

Мы посмотрели на него недоуменно. Собственно, мы все думали об этом – почему легенды, почему, почему, – но никому и в голову не приходило, что можно сказать это вот так, вот вслух, при всех…

– А почему легенды? – спросил он.

И продолжил – хотя никто не просил его продолжать, хотя и этого было достаточно еще как:

– Вот с чего наш город начался? С легенд. Со слухов. С обрывок каких-то баек непонятно о чем…

Мы кивали – хоть это мы могли делать без страха, кивать, а говорить вслух еще никто не решался. Что город начался с легенд, которые потом сложились в историю города – хотя обычно бывает наоборот, сначала получается история города, а потом распадается на мифы и легенды.

– А потом были дома… – не унимался он…

Тут уже мы хотели зашикать на него – но не зашикали, потому что все думали именно это, что сначала у нас появились дома (Почему? Почему?), а только потом в этих домах поселились люди, и моим первым воспоминанием было – я сижу на веранде своего дома, пью кофе, и тут же спохватываюсь – а я вообще, кто, откуда я, почему я здесь…

– Сначала дома, потом люди… а дома кто построил?

Я подскочил, как ошпаренный, хотел зашикать на того, кто это сказал, и тут же спохватился, что это говорил я сам. И ладно бы замолчал, так нет же, продолжал, как ни в чем не бывало:

– Кто-то же должен был построить эти дома… но кто, если людей не было? Не легенды же их возвели, в самом-то деле?

– А что, интересная версия… – добавил старый дом, – легенды построили дома, дома породили людей…

– Позвольте-позвольте, ничего подобного, – возразила старая легенда, – мы не создавали людей, они появились сами… и историю мы тоже не создавали.

– А чем живет наш город? – спросил тот, кто начал разговор.

Мы стали отвечать что-то про театры, про праздники, – но он резко оборвал нас:

– Ну, вы же понимаете… сначала люди находят что-то хорошее… нефть, уголь… или ловят рыбу на берегу моря… потом там строятся хижины, одна, другая, третья, маленький городок, а там и складывается город…

– Верно, а у нас-то все наоборот, – подхватил я, – сначала появился город, а уже потом море, в котором мы ловим жемчуг и продаем свежий жемчуг на уху…

– …еще копченый жемчуг хорош… – вспомнил кто-то. На кого-то зашикали, нечего было дразнить нас вкусным копченым жемчугом. И то правда, лучше было подумать, что за чертовщина происходит в нашем городке…

– Может, время идет назад? – предложил кто-то.

Мы не могли сказать ни да, ни нет – мы не знали.

– Я знаю, – сказал человек, имени которого никто не помнил, – мы умерли.

– Умерли? – меня покоробило.