Филифьонка, которая верила в катастрофы

На море опускалась темнота. Прибой что-то сам себе нашептывал. Но еще было рано зажигать лампы, полутьма казалась приятной. Тонкий нос Гафсы наморщился больше обычного. Пауза затянулась.

«Как мучительно такое молчание», — думала Гафса, сжимая свою сумочку. Тихо подвывал легкий юго-западный ветерок.

— Ты сказала о ветре, — внезапно начала Филифьонка. — Ветре, который унес твою наволочку. Дорогая Гафса, а я говорила тебе о циклонах. О тайфунах, торнадо, смерчах, песчаных бурях… Наводнениях, которые смывают дома. А больше всего я говорила о себе и своих страхах. Хотя, подозреваю, они не обоснованны. Я уверена, случится что-то ужасное. Все время думаю об этом. Даже когда стирала ковер, эти мысли не покидали меня. Ты понимаешь? Ты что-нибудь чувствуешь?

— У вас есть уксус? — спросила Гафса уставившись в свою чашечку. — Шерсть не линяет, если в воду при стирке добавлять немного уксуса.

Вот тогда Филифьонка разозлилась, хотя такое случалось с ней очень редко. Она почувствовала, что Гафса так или иначе пытается увильнуть, и заговорила о первом, что пришло ей на ум. Она ткнула трясущимся пальцем в ужасную маленькую веточку в вазе на столе и воскликнула:

— Посмотри! Разве это не мило? Лучшая вещь, которую я нашла, чтобы украсить чайный столик.

Гафсе очень захотелось смыться, поэтому она поднялась и сказала:

— Не заговаривайтесь. Ветка огромная, колючая и безвкусная. И выглядит она вызывающе, ей вообще не место на чайном столике.

Потом дамы попрощались, и Филифьонка закрыла за Гафсой дверь.

Филифьонка чувствовала себя несчастной. Колючая ветка стояла на столе, и внезапно Филифьонке показалось, что цветы не подходят к обстановке. К этой обстановке вообще ничего не подходит!

Филифьонка переставила вазу на подоконник.

Море изменилось. Оно стало серым, волны показывали белые зубы, набрасываясь на берег. На небе разгорелось красноватое зарево.

Филифьонка долго простояла у окна, вслушиваясь в свист ветра.

Потом она по телефону позвонила Гафсе.

— Что случилось, миссис Филифьонка? — осторожно спросила та.

— Ты благополучно добралась до дому?

— Да, все в порядке, — ответила Гафса. — Немного ветрено. — Некоторое время она помолчала, а потом дружелюбно добавила: — Миссис Филифьонка, вы рассказывали такие страшные вещи. Вы не испытали на себе ужас стихийных бедствий?

— Нет, — сказала Филифьонка.

— Но что-то все-таки было?

— Нет, в самом деле, — пробормотала Филифьонка. — Я лишь предчувствую… — Да, — протянула Гафса, — Благодарю вас, визит к вам показался мне таким трогательным. А с вами все в порядке?

— Нет, не уверена, — отозвалась Филифьонка. — Я надеюсь, мы теперь станем чаще видеться?

— Я тоже так думаю, — согласилась Гафса я повесила трубку.

Потом Филифьонка долго сидела и смотрела на телефонный аппарат. Внезапно она почувствовала, что замерзла.

«За окнами темно, — подумала она. — Я могу занавесить окна одеялами, а зеркала поверну к стене». Но делать ничего не стала. Она сидела и слушала как ветер, словно маленький бездомный зверек, завывает в дымоходе.

Дом слегка подрагивал. Ветер становился все сильнее. На море поднимался шторм. С крыши соскользнула плитка черепицы и с грохотом ударилась о землю. Филифьонка торопливо перебралась в спальню. Но спальня была такой большой, что Филифьонка и здесь не чувствовала себя в безопасности. Она задыхалась. Она ведь такая маленькая, беззащитная…

Сдернув с кровати одеяло, Филифьонка отправилась по коридору, ведущему на кухню, ногой открыла дверь кладовки и прикрыла ее за собой. Отсюда шторм казался тише. В кладовке не было окон, только маленькое вентиляционное отверстие.

В темноте Филифьонка пробралась за мешки с картошкой и постелила одеяло у шкафа с банками джема.

Ее воображение рисовало картины шторма: некто черный и дикий тряс ее дом. Белыми драконами разрастались трещины в стенах. Из моря поднялся ревущий торнадо, подобный черной колонне и направился прямо к ней. Ближе и ближе… Такие бури ее собственного изготовления были хуже всего. В глубине души Филифьонка даже немного гордилась придуманной ею бурей.

«Гафса еще девочка, — решила Филифьонка. — Глупая девчонка с пирожными и наволочками в голове. Они ничего не понимают в цветах. Сидит сейчас у себя дома и думает, что я ничего такого не испытала на себе. Я — та, кто каждый день видит гибель мира. Каждый день! Но спокойно живет, ест, моет посуду и принимает гостей. Так, словно ничего не случилось».

Филифьонка высунула нос из-под одеяла, сурово посмотрела в темноту и заявила: — Я вас насквозь всех вижу.

Ничего не произошло. Шторм не утихал. Тогда Филифьонка нырнула под одеяло и заткнула уши руками.

А буря все шумела и шумела. Ветер мчался со скоростью сорока семи ярдов в секунду (хотя вряд ли кто-то в такую бурю замерял скорость ветра).