Филифьонка, которая верила в катастрофы

— Да, да, неумолимый рок, — быстро продолжала Филифьонка. — Его нельзя успокоить, нельзя понять, с ним нельзя обменяться мнениями и ни о чем нельзя спросить… Он скрывается во мраке за окном, далеко-далеко на дороге, далеко-далеко в открытом море, — и все растет и растет, и его не увидишь, пока не будет слишком поздно. Вы, Гафса, когда-либо знавали такое? Ну скажите, что с вами это ну хоть когда-нибудь случалось. Милая, вы скажете, да?

Лицо Гафсы побагровело, она все вертела и вертела в руках сахарницу и все думала: не надо было сюда приходить.

— В это время, поздним летом, иногда дует по-настоящему сильный ветер, — осторожно сказала она.

Филифьонка погрузилась в разочарованное молчание. Гафса тоже немного помолчала и чуть раздраженно продолжала:

— В пятницу я сушила белье, и, хотите верьте, хотите нет, дул такой ветер, что мне пришлось бежать до самой калитки за моей лучшей наволочкой. Каким вы пользуетесь порошком, фру Филифьонка?

— Не помню, — ответила Филифьонка, вдруг ужасно устав оттого, что Гафса даже не попыталась ее понять. — Хотите еще чаю?

— Нет, благодарю, отказалась Гафса. — Визит был короткий, но такой приятный! Боюсь, мне пора понемногу собираться домой.

— Да-да, — ответила Филифьонка. — Понимаю.

За окном над морем уже нависла темнота, а волны что-то бормотали берегам.

Было еще рано. Филифьонка не стала зажигать лампу, не желая выказать свой страх, и в комнате было чересчур сумрачно и неуютно. Узенькая мордочка Гафсы казалась еще более сморщенной, чем обычно. Похоже, ей было тут не по душе. Но Филифьонка не стала помогать ей собираться, она не вымолвила больше ни слова, а лишь совершенно спокойно сидела, разламывая на мелкие кусочки глазированные пряники.

«Какая мука», подумала Гафса и, незаметно придвинув к себе свою сумку, лежавшую на комоде, сунула ее под мышку. За окном крепчал зюйд-вест.

— Вы говорите о ветре? — вдруг спросила Филифьонка. — О ветре, что умчался вместе с вашим выстиранным бельем? А я говорю о циклонах. Об ураганах, дорогая Гафса. О смерчах, о вихрях, о тайфунах, о песчаных бурях… О речных приливных волнах, уносящих с собой дом… Но более всего я говорю о самой себе, хотя это не слишком прилично. Я знаю, что все пойдет прахом. Я все время думаю об этом. Даже когда стираю коврик. Можете ли вы это понять? Чувствуете ли вы то же самое?

— Очень хорошо стирать с уксусом… — сказала Гафса, не отрывая глаз от чашки с чаем. — Ковры хорошо сохраняют цвет и не линяют, если налить немного уксуса в воду, когда полощешь в морской воде.

Тут Филифьонка разозлилась, что было на нее совершенно не похоже. Она чувствовала: просто необходимо как-то раздразнить Гафсу, и она сделала первое, что пришло ей в голову. Показав на гадкий букетик в вазе, она воскликнула:

— Взгляните на него! Какой он красивый! И точь-в-точь гармонирует с сервизом.

Но Гафса тоже очень от всего устала и рассердилась. Вскочив на ноги, она воскликнула:

— Ничего подобного! Он слишком большой, колючий и пестрый, он выглядит нагло и вызывающе и совершенно не подходит к чайному столику!

Тут дамы распрощались, и Филифьонка, заперев за Гафсой дверь, вернулась в гостиную.

Она была огорчена, разочарована, ей казалось, что визит Гафсы был неудачен. Колючий кустик стоял посреди чайного столика, весь усеянный темно-красными цветами. Филифьонка вдруг поняла, что не цветы плохо гармонируют с сервизом, а сервиз не подходит ни к чему вообще.

Она поставила вазу на подоконник.

Море преобразилось. Оно стало серым, а волны, увенчанные белыми зубцами, злобно цеплялись за берег. Небо было чуть багровым и тяжелым.

Филифьонка по-прежнему стояла у окна. Она стояла долго, прислушиваясь, как усиливается ветер.

И тут зазвонил телефон.

— Это вы, фру Филифьонка? — настороженно спросил голос Гафсы.

— Разумеется, это я, — ответила Филифьонка. — Здесь, кроме меня, никто не живет. Хорошо ли вы добрались?

— Конечно, конечно, — сказала Гафса. — Кажется, снова поднимается ветер. — Немного помолчав, она ласково спросила: — Фру Филифьонка, а вот все эти ужасы, о которых вы говорили, они часто случались?

— Нет, — ответила Филифьонка.

— Стало быть, только иногда?

— Вообще-то говоря, никогда. Это просто такое чувство.

— О! — воскликнула Гафса. — Я только хотела поблагодарить вас за сегодняшнее приглашение. Так, стало быть, с вами ничего не случалось? Никогда?

— Нет, — ответила Филифьонка. — Очень мило, что вы позвонили. Надеюсь, мы как-нибудь встретимся.

— Я тоже надеюсь, — произнесла Гафса и положила трубку.

Филифьонка посидела некоторое время, глядя на телефон. Она мерзла.

«Скоро окна совсем потемнеют, — подумала она. — Завесить бы их одеялами. А зеркала повернуть бы к стене».

Но она так ничего и не сделала, прислушиваясь к вою ветра в дымовой трубе. Ветер выл точь-в-точь как маленький брошенный зверек.

На южной стороне дома верша хемуля начала стучать о стенку, но Филифьонка не осмелилась выйти во двор и убрать ее.